Финнуала Кирни - Ты, я и другие

Я стараюсь не захохотать в голос. Почему меня не напугали приступом год назад?

Тогда все сложилось бы иначе. Бет привезла бы заболевшего мужа в Вейбридж, в наш общий дом. Ухаживала бы за мной, кормила с ложечки, окружала лаской, заботой и вниманием. А я бы, не переутомляясь, возился в саду и потихонечку восстанавливался. А что теперь? Бет, вероятно, уже дома, вернулась из Лос-Анджелеса и отсыпается. Я не знаю точно, где она сейчас. Не со мной — уж в этом я уверен на все сто.

Я трясу руку врача, обещаю через недельку показаться на повторный осмотр и вскидываю на спину рюкзак. В нем ключи, спортивный костюм, который с меня срезали при оказании первой помощи, пара домашних штанов, кроссовки и бутылка воды. Я надеваю то, что мне принес Бен: джинсы болтаются, и их приходится подтягивать в талии, джемпер видывал лучшие дни. Ничего, все это непотребство упрячем под пальто и замотаем длинным шарфом.

У главного входа в Университетскую больницу Ньюхем воздух бодрит. Я заворачиваюсь во все свои одежки, словно лук, но все равно не могу согреться.

Взволнованный перспективами возвращения, останавливаю такси — и через пять минут я дома. Дома…

На самом деле это не мой дом и никогда моим не будет. Войдя в квартиру, бросаю ключи на столик в прихожей. Там лежит записка, которую я пытаюсь разобрать без очков.

Адам, надеюсь, ты пришел в себя. Я накупила еды, все затолкала в холодильник и шкафы и сменила постельное белье. В сушилке — еще один комплект. Побыстрее выздоравливай. Целую, Карен.

P.S. Мне неловко за ту ссору. Трудно забыть, как ты поступил с Бет, но ты — брат Бена. К тому же мы долго поддерживали дружеские отношения. Надеюсь, со временем мы сможем перегруппироваться.

Я захожу в кухню и открываю холодильник. Он битком набит полезными для здоровья фруктами, йогуртами и всей прочей мурой, которая, без сомнения, числится в первых строчках моей диеты. В поле зрения — ни кусочка бекона.

В шкафчиках — то же самое. Самое крамольное, что я там нашел, — мюсли без сахара.

Бреду к окну и выглядываю вниз, на кишащую людьми улицу. Вывеска напротив призывно манит.

Даже не сняв пальто, я выхожу из квартиры, пересекаю проезжую часть и шагаю к забегаловке на берегу реки. Обещаю себе: это последний традиционный английский завтрак в моей жизни, но сейчас я страшно оголодал, а мюсли ситуацию не спасут.

В ожидании заказа отправляю Карен эсэмэску, сообщая, что я уже дома, благодарю за заботу и продукты, и добавляю: что бы ни означала перегруппировка, я «за».

Она пишет в ответ:

Просто восстановление дружбы.

Моя реплика полна оптимизма:

Ну и замечательно.

Пишу сообщение Кире, объясняю, что произошло, заверяю, что со мной все в порядке и что я хотел бы поскорее встретиться с Ноем.

Неимоверно хочется написать или позвонить Мег.

Она так и не навестила меня. Это приносит больше боли, чем тот сердечный спазм, который я пережил в понедельник. Никак не могу успокоиться. Конечно, она все еще злится.

Она сказала, между нами все кончено. Однако…

это же моя малышка, моя доченька. Я не верил, не мог представить, что она на самом деле так думает. Теперь верю, и эту боль не излечить ни средством от холестерина, ни, чтоб его, антикоагулянтом.

Два крепких кофе, полная тарелка жратвы. Жареные яйца, хлеб; моя единственная уступка диете — хлеб ржаной грубого помола. Я очищаю тарелку и прошу добавки — вторую порцию тостов. С маслом.

Предстоят тоскливые выходные — пойти некуда, встретиться не с кем, и мне уже заранее не по себе.

Легкие наполняет беспричинный страх, становится трудно дышать. Вместе с остатками кофе я заглатываю прописанные таблетки и оплачиваю счет.

Поскольку бегать запрещено, я решаю хотя бы пройтись вдоль реки. Дохожу до станции речного трамвайчика, что в нескольких шагах от Кэнери-Уорф, и меня одолевает усталость. Она наваливается так резко, что приходится остановиться.

Осматриваюсь. Где-то здесь неподалеку двадцать три каменные ступени; это я знаю точно, поскольку на прошлой неделе пробежался по ним вверх и вниз, как киношный Рокки. Сегодня же я поворачиваюсь и медленно бреду назад, домой. Возможно, через месяц…

Загружаю четвертый сезон «Во все тяжкие», завариваю чай, укутываюсь одеялом и пялюсь в экран, погрузившись в перипетии судьбы учителя химии и наркодельца.

Как ни странно, его жизнь кажется более реальной, чем моя собственная.

В шесть часов вечера раздается стук в дверь. Не звонок в домофон, а именно стук в дверь. Я нажимаю на «паузу» и смотрю в глазок.

И быстро открываю, едва не выпав наружу.

— Папа, — говорит она, проходя мимо меня в квартиру.

— Ты пришла. — В последнюю нашу встречу она кричала, что между нами все кончено.

Мег смотрит через плечо:

— Пришла.

Я захлопываю дверь и иду следом за ней в комнату, где совмещена кухня и гостиная.

— Я изучала, что написано о психологии серийных убийц. И пришла к выводу, что в мире есть люди похуже тебя. Поэтому и пришла.

Что на это ответить? Меня знобит от одной мысли, что она здесь. И от ее сравнения. Выходит, на фоне убийцы-маньяка я не так уж плох. Что тут скажешь?

— Я принесла поесть. Суп и цыпленок с зеленым салатом. Погуглила самую подходящую для тебя диету.

Стараюсь не вздрагивать при упоминании зеленого салата. На улице угольно-серое небо грозит бурей. Зеленый салат в декабре.

Спасибо тебе, сердечная мышца, спасибо от всей души.

— Первый звоночек, — повторяю я слова врача. — Всего лишь предупреждение.

— Кстати, о предупреждениях. — Мег смотрит на меня поверх стойки между кухней и гостиной. — Ты собираешься к ним прислушаться?

Киваю виновато, вспомнив сегодняшний визит в закусочную.

— Ты смотришь «Во все тяжкие»?

— Просто попалось. — Промолчим, что уже посмотрел сегодня семь серий. — Спасибо, что пришла, Мег.— Я ненадолго, меня ждет Джек. Я только хотела убедиться, что у тебя есть еда, и сказать про диету, вот и все.

Законченность фразы не оставляет надежды: Мег по-прежнему на меня злится.

— Джек не догоняет, что у меня за семья такая. За один год мои родители разошлись, а еще откуда-то взялся неизвестный — и, ах! — умирающий братец.

— Она загибает пальцы, перечисляя все мои грехи. — Да! Еще пересадка стволовых клеток — тоже тема. — Мег загнула третий палец, но, похоже, список еще не завершен. По мере того, как она говорит, мое чувство вины усиливается. Накрывает, как старое пыльное одеяло. — И обо всем этом ты врал. Когда ты нас бросил…

Я глубоко вдыхаю, ожидая удара.

— Когда ты нас бросил, — повторяет Мег, кусая губы, — мама — мама! — просила меня не рвать с тобой связь. Она говорила, что ты обманывал только ее, а меня — никогда. Но это же не так, папочка, правда? Все это время ты врал и мне.