Странности любви

Намаявшись с подъемом, Игорь Павлович запирался в своей штаб-квартире и ложился досыпать, вывесив на двери табличку: "Командир — в поле. Просьба не беспокоить".

В этот раз, прежде чем отправиться на отдых, распределил обязанности: Аня с комиссаром — в правление, выбивать из Дормира обещанный дополнительный аванс, а Полина Васильевна со студентами — в поле.

Полина сама подсела к Нефертити — надо же поговорить с ней о Галкине. Но как?

— Как чувствуете себя, Таня?

— Нормально.

— Не выспались?

— Выспалась. Все нормально.

Нефертити упорно не смотрела в сторону Галкина с Зоей.

— А как вы… Расскажите мне… о своей бабушке. Вы ее помните?

— Слабо. Отдельные картины, как вспышки. Помню, например, как корову доила, когда в деревне жили — всегда в атласных туфельках. Почему-то эти атласные туфли и запомнились, — Нефертити поймала и выпустила в окно случайно залетевшую бабочку-капустницу. — Сейчас бы я ее, конечно, расспросила: интересно же, какие гены во мне бродят! Полностью бы это самое генеалогическое древо восстановила — до последнего листочка. Но…

— Но ваша мама наверняка знает.

— Что там она знает! — досадливо махнула рукой Миронова. — В те времена знать было не модно. Да и опасно, вы же понимаете. Ну а теперь…

— Теперь надо восстанавливать, Таня, — оптимистичным педагогическим тоном посоветовала Полина. И, вспомнив начало их картофельного пути, привела пример: — Вот как храм Христа Спасителя. Недалеко от нашего института, знаете?

— Еще бы!

— Сейчас многое хотят восстанавливать.

— Хотеть не вредно, — вяло усмехнулась Миронова. Но, перехватив взгляд Галкина, заговорила вдруг громко, откровенно ерничая: — А вообще-то я против! Ну что я буду иметь с этого храма? Я же атеистка, так меня учили. А в бассейн "Москва" у меня абонемент, круглый год плаваю. На пару с сеструхой, верно, Зой?

Миновав центральную усадьбу, автобус вдруг резко затормозил. Из преградившего дорогу "газика" выскочил директор, направился к ним.

— Ну-с, где тут наши доярки-телятницы? — всунув голову в предупредительно распахнутую водителем дверку, весело закричал в автобус.

— Пять человек туда и пять — сюда, — кивнул он на занятую под амбар полуразрушенную церковь и покосившийся деревянный сарай за нею.

Студенты недоуменно молчали. Игорь Павлович, вспомнила Полина, как-то бросил: "Дормир совсем обнаглел! Доярок на ферму требует".

— Мы так не договаривались, Михаил Дормидонтович. В договоре только картошка.

— Командир обещал, — наседал директор.

Полина нерешительно повернулась к студентам — может, в самом деле обещал?

— Кто хочет коров подоить? Есть добровольцы?

— Были б атласные туфли, я бы, пожалуй, пошла, — отозвалась Нефертити. — А в резиновых сапогах что-то не хочется.

— При чем тут какие-то туфли? — вскипел Дормир. И поощрил: — Давайте, давайте! Заодно бычка себе на суп выберете.

— Мы доверяем вашему вкусу, — острили студенты, наотрез отказываясь работать на ферме.

— Но командир обещал!

— Пусть он и доит.

Полина сочувственно улыбнулась директору, попросила водителя трогать.

— А еще аванс просят! Ладно, вы у меня попросите! — грозил Дормир, спрыгивая со ступеньки. — Белоручки! Интеллигенты, мать вашу так!

— Эй, полегче! Тут ведь девушки! — возмутился Галкин.

— Вы же культурный человек, — присоединился к нему Беспутнов.

Но директор уже шел к церкви-амбару.

— Неужели у нас все руководители такого уровня? — повернулась к Полине Нефертити, когда автобус отъехал от фермы.

— Что вы, Таня, есть много хуже. Этот ведь академию закончил.

Полина вспомнила, как Игорь Павлович по просьбе своего знакомого, уволенного в запас, забрасывал директору удочки насчет аренды нескольких га в местных краях. Дормир отшил Игоря Павловича вместе с неизвестным директору претендентом на совхозную собственность. "У нас своих прохиндеев хватает, кто хочет за государственный счет собственные карманы набивать. Чтобы еще чужих вскармливать, советских миллионеров плодить!"

— Короче, пусть пропадет, но другому не попадет. — Полина старалась отвлечь Миронову от ее мыслей, но она все же напряженно прислушивалась к происходящему за спиной — к веселому баску Галкина и беззаботному смеху Зои.

— Вы говорите — руководители. А дети? Нравственная ошибка…

Поговорить с Нефертити о Галкине так и не удалось — приехали на поле.

И тут же небо стало заволакивать тучами.

Если у природы нет, как считают, плохой погоды, то наверняка есть плохое настроение. Иначе как объяснить, что в солнечные дни все делается легко и просто. Даже картофельное поле с бороздами бесконечной длины не производит такого гнетущего действия. А вот в дождь… Мало того, что земля черная, сапоги и руки — тоже, так еще на душе мрак, непроглядная хмарь.

— Здорово мы смотримся со стороны, верно? Парусники двадцатого века, — громко говорила Нефертити, в расчете на отклик шедших впереди ее Галкина и Зои.

Вздувшиеся на спинах ребят блестящие от дождя полиэтиленовые пленки и в самом деле напоминали паруса под ветром, разбросанные по темным волнам огромного поля. С каждым порывом они крупно вздрагивали, словно готовые сорваться и полететь по застывшему морю.

— Пошто мы в эту глину здоровье свое закапываем? Все равно ж эту нитратную картошку жрать никто не будет — сгниет! — Борис Беспутнов придвинул свою корзину к Нефертити.

— Работай, работай! — поощрила она, поглядывая на соседнюю борозду, где сонно передвигался с набрякшим от дождя мешком Галкин.

— А зачем? Уже импортная идет. Читала?

— Нет, — буркнула Миронова, сердито толкая вперед корзину.

— Ну как же, в "Комсомолке"! Так и называется: "Картошка из Берлина".

— Вот дают! — восхитилась Нефертити так громко, чтобы слышно было и на соседней борозде. — До чего докатились! Картошка — из Берлина, пшеница — из Канады, стиральный порошок — из Индии. Весь мир на нас работает, не кисло, а?

— Верно! — с готовностью откликнулся Боб. — Больше всех выращиваем и больше всех по дороге теряем. Все рекорды Гиннесса переплюнули. Семьдесят лет с гаком учились!..

— Тебе ль, Боб, об учебе-то говорить, помолчал бы лучше, — вдруг ощетинилась Нефертити, глядя, как Галкин ссыпает в мешок собранную Зоей картошку. И, дождавшись, когда Зоя поплелась с пустой корзиной назад, крикнула сестре: — Валяй, валяй, Зоя! Один Берлин всю Россию не накормит.

— Для конкурса красоты стараетесь? — съязвил Беспутнов.

— А что? По трудовым показателям любому фору дадим.

Галкин завязал наполненный мешок, пнул его для большей прочности носком сапога и собрался было идти за другим. Но Нефертити его остановила:

— Ой, что это у тебя на шляпе?