Александр Лебедев - Инсталляция

— Пройти?

— Да, она у меня прямо здесь, на Арбате.

— Так мы на Арбате?

— А где же мы по-вашему?

— Я не знаю.

— Теперь меня не удивляет, почему вы кидаетесь на фотографа с кулаками.

— Бог с вами, я и не думала.

— Думали, думали, я видел.

— Но ведь не стала.

Мужчина и девушка пошли по булыжной мостовой. Светлана бросала косые взгляды на поделки из глины, матрешек, зеркала и другую мелочь. Когда они прошли двести метров, Гамаровский потянул ее за руку от кучи битой посуды на мостовой. Из окна близлежащего здания вылетела тарелка и добавила свои осколки к уже лежащим.

— Что это? — удивилась Светлана.

— Это? — спросил Гамаровский, показывая пальцем на куски битых тарелок.

— Да, это.

— А давайте посмотрим.

Они остановились и стали ждать, пока из окна вылетела очередная тарелка. Она упала не в центр, а немного с краю, также исправно расколовшись на мелкие белые части.

— Так что это? — спросила Светлана.

— А вы как думаете?

— Не знаю, дурдом какой-то. Кто-то бьет посуду.

— Вот, — глубокомысленно поднял палец Гамаровский, — этим и отличается художник от обычного человека, он видит во всем этом смысл, инсталляцию.

— Инсталляцию?

— Да.

— А я полагала, что инсталляция — это процесс установки программы.

— Увы, Света, это не так. Инсталляция подразумевает под собой игру, может быть на первый взгляд, лишенную всякого смысла.

— А на второй взгляд?

— А на второй взгляд, это искусство и как любое искусство инсталляция подчиняется строгим правилам.

— Как наша жизнь.

— Да, но скорее смерть.

Гамаровский крутил Светлану на вращающемся стуле, менял освещение и фоны, подносил к ее голове разноцветные перья и предметы. Он бы с удовольствием поменял напряжение в сети, но не знал, как это делается. Окончательно измотав себя и Светлану, Гамаровский остался крайне недоволен и предложил сделать перерыв.

— Долго еще?

— Не знаю.

— С чем у вас проблема?

— С вашими глазами, Света. Они потухли.

— И что прикажете?

— Да ничего, я не могу вечно злоупотреблять вашим временем.

— Вы неудачник, Гамаровский?

— Почему вы так решили?

— Так, просто спросила.

Гамаровский задумался и стал ходить по студии, сделанной из большой комнаты.

— Надо же, я никогда об этом не задумывался.

— А я полагала, что все вы только и думаете об этом.

— С чего вы взяли?

— Судя по тому, что большинство художников, поэтов и тому подобных кончают жизнь самоубийством.

— А какая связь?

— Прямая. Раз решил с жизнью расстаться, значит запилил себя.

— Почему себя? Может, другие запилили?

— Вы, творческие люди, как дети, элементарного не видите.

— Расскажите, пожалуйста.

— А чего тут рассказывать? Живет такой творец, стихи пишет или рисует, услыхал слово поперек и сразу в петлю. Не понимают меня, я неудачник, ничтожество. Все вокруг него на цыпочках бегают. Васенька поешь, Петечка, что тебе надо? А попадет такой человек в вытрезвитель, да так, чтобы по нему прошлись дубинками и сапогами, тут уж он забывает о суициде, он сразу вкус жизни ощущает, планы мести строит и так далее.

— Света, какой циничный у вас взгляд на жизнь.

— А я сама циник.

— Удивительно.

— Что удивительно?

— Как у циника могли быть такие глаза?

— Я не знаю.

— Наверное, у нас с вами ничего не получится.

— Скорее всего.

— Вас проводить?

— Сама.

Светлана встала с вертящегося стула, перекинула через плечо куртку и пошла к выходу. Она с трудом разобралась со старинными замками и открыла большую входную дверь.

— Ой, — отскочил в сторону подросток, державший большой желтый конверт.

— А Эдуард Матвеевич у себя?

— Так он еще и Матвеевич?

Подросток не понял вопроса и вместо ответа протянул конверт. Светлана взяла его в руки и посмотрела на этикетку. Там был разноцветный лейбак «Кодак» и московский адрес проявочной мастерской. Когда девушка подняла глаза, то увидела, что подросток прыгает через две ступеньки вниз по лестнице.

— Стой, — позвала она.

Но подросток уже упрыгал на нижние этажи. Светлана сначала положила конверт на пороге, но, немного подумав, подняла его и вернулась в студию. Гамаровский стоял посреди комнаты и крутил в руках шнур от осветительного прибора. Его голова была поднята вверх к высокому потолку.

— Не стоит, — спокойно сказала Светлана.

— Что? — спросил человек, не ожидавший возвращения девушки.

— Вы когда-нибудь видели повешенного?

— Я?

— У него вываливается сантиметров на двадцать синий язык, зрелище, я вам скажу, не из приятных.

— А вы откуда знаете?

— Читала в книгах.

— Нет, Светлана, это не то, что вы подумали.

— А мне наплевать. Но с балкона тоже не вздумайте прыгать. Низко. Можете сразу не умереть и будете неделю страдать от боли.

— А что вы посоветуете?

— Знаете, Гамаровский, лучше живите пока. А если вам очень не хочется, идите в армию.

— Зачем?

— Там вас убьют бесплатно, а если повезет, вернетесь другим человеком.

— Я подумаю.

— Подумайте. Это вам, — девушка протянула большой конверт.

— Положите куда-нибудь.

— Можно взглянуть?

— Смотрите, — махнул рукой Гамаровский, выпуская из рук шнур.

Светлана вытащила из конверта толстую пачку фотографий и стала их бегло просматривать. В основном это были портреты девушек, одетых в бикини или подобие одежды из шелковых платков и полупрозрачных кусков ткани. Большинство их было неудачными. Не смотря на то, что девушки старательно улыбались, видны были различные помарки и осечки: то глаз прищурен, то поза нелепа, то еще что-нибудь. Но были и откровенно сильные снимки, запечатлевшие удачное движение волос, поворот головы, подчеркивающие грацию и женственность моделей.

— А у вас неплохо получается, — похвалила Светлана.

Гамаровский ничего не ответил и возобновил свое хождение. Фотографии моделей кончились, и последние три снимка были ни о чем. Гамаровский просто добил пленку, сфотографировав теплоход, на котором происходила съемка, двух мордоворотов, причал и береговую линию. Один из снимков показался знакомым, и Светлана спросила:

— Когда сделаны эти снимки?

— Вчера.

Светлана еще раз пролистала три последних фотографии и почувствовала, как кровь приливает к лицу. Она посмотрела на Гамаровского и увидела, что тот, сбивая треножники и путаясь в проводах, носится по комнате, пытаясь привести аппаратуру в рабочее положение.

Гамаровский находился в состоянии сильного возбуждения, его била дрожь, он часто курил и никак не мог найти себе место. Светлана, как могла, пыталась его успокоить, но человек по-прежнему был невменяем. В конце концов, оставив безуспешные попытки и чувствуя, что совеет, Светлана нашла в одной из комнат одинокий матрас на полу и улеглась спать. Проснулась она оттого, что кто-то наступил ей на руку. Девушка открыла глаза и увидела плохо освещенную комнату с голыми стенами. Ей снился сон про ее прошлую жизнь в Перми, работу, семью, в которой ничего не произошло, и она не сразу поняла, где находится. Страстный шепот и звуки поцелуев за ее спиной говорили, что она находится на матрасе не одна. Светлана повернулась и увидела романтическую парочку не старше четырнадцати лет. Их отношения стремительно приближались к близким.