Вальтер Шелленберг - Лабиринт

Огромные размеры русской территории давали возможность нашим агентам беспрепятственно перемещаться, иногда в течение нескольких месяцев, но в конце концов, большинство из них было схвачено НКВД.

Чтобы выследить наших агентов НКВД могло задействовать целую дивизию или партизанский отряд.

Операция"Цеппелин" успешно развивалась, но все мои сетования по поводу встречавшихся трудностей наталкивались на стереотипный ответ:"Все это очень хорошо, но ваше задание остается неизменным - снабжать информацией фюрера." На явный недостаток подготовки, квалифицированных кадров и специального снаряжения не обращалось никакого внимания.

Гитлер хотел иметь точные сведения об организации русских партизанских отрядов, их структуре и командовании, детально знать их задачи. я сделал эту проблему приоритетной и намеревался дать специальные задания в ходе намечавшейся командировки в Швецию и Норвегию.

Я выдвинул несколько соображений о партизанской войне, которые первоначально изложил Гейдриху, а затем и Гиммлеру: всякая партизанская война, всякое активно действующее и набирающее силу движение сопротивления условием своего развития имеет наличие идеи или идеала, которые обьединяют его участников. Эта идея должна быть достаточно сильна, чтобы возбуждать их энергию и решимость. Разумеется, в продолжающейся партизанской войне необходим и высокий уровень командования, но именно боевой дух каждого участника является решающей силой. Я обсуждал эту проблему в долгих ночных спорах с русскими офицерами и русскими сотрудниками института Ванзее. Для меня стало ясно, что Сталин и другие русские лидеры способствовали развитию такой формы партизанской войны, в ходе которой партизанские отряды действовали с характерной для обеих сторон жестокостью.

Русские использовали жестокость немецких войск как обоснование для своих действий. так называемый "Комиссар-бефель"(приказ расстреливать всех комиссаров) пропагандистские рассуждения о том, что русские - недочеловеки, массовые растрелы, проводимые "ейнзатцгруппами", специальными силами безопасности, взаимодействовавшими с армией позади зоны боевых действий - все это психологически способствовало подьему духа несгибаемого сопротивления среди партизан. Мои русские собеседники полагали, что, на самом деле, Сталину выгодны эти действия, и, по -моему мнению, наши заявления о законности таких акций подтверждали эту идею. Как считал один из них, важнейшей целью партизанской войны было вызвать жестокие действия, и все, что обеспечивало бы поддержку ее населением, было лправдано. Совершенные жестокости должны были приписываться германским завоевателям - это заставляло бы колеблющихся перейти к активному сопротивлению. Если бы, исходя из интересов русских, надлежало показать ненадежных, это следовало осуществить так, чтобы создать впечатление, что показывают немцы. В таком случае оставшаяся часть населения проявила бы большую готовность поддержать партизанские действия.

В другом докладе приводились специальные директивы НКВД о формах содействия партизанским отрядам. НКВД должен был засылать в германскую армию и правительственные учреждения наиболее надежных агентов, которые действовали бы в качестве советников и информаторов. Их задачи, кроме поддержания тесного контакта с партизанами - сообщения достоверных или ложных сведений, состояла в том, чтобы убедить германские оккупационные власти в необходимости жестких мер против отдельных групп населения, в частности, евреев и кулаков. Разумеется, казни, ликвидация и депортации должны были истолковываться как сознательные проявления жестокости немцев против русского народа. Это была поистинне дьявольская программа, которой по-видимому, следовали русские руководители, и по своим последствиям она была не менее ужасной, чем меры, предпринимаемые немцами.

Гиммлер и Гейдрих не верили в то, что русское руководство имело время и достаточные способности для разработки столь сложных идей.

Я обьяснил им, что мои взгляды основываются на информации, полученной из донесений и профессиональных оценок моих советников. Более того, добавлял я, русские лидеры лучше, чем мы, знают свой народ и не обманывают себя пропагандистскими рассуждениями о русском "недочеловеке". За это я получил серьезную взбучку и некоторое время должен был держать язык за зубами.

Позднее я снова вернулся к этому вопросу, но на сей раз вел себя очень осторожно. Я сделал вывод, что следовало бы предложить работающим на нас русским пленным привлекательный идеал, ради которого стоило бы рисковать жизнью. Национал-социализм для этого не годился; его идеалы были чуждыми для них. Скорее всего, их могла увлечь надежда на будущую автономию. Но такая идея никого из моих начальников не заинтересовала. Они продолжали старую линию: одеть русских в германскую форму и предоставить им более подходящие условия. Они награждали русских медалями, рассказывали им о высоком жизненном уровне в Германии и эффективной организации германского государства. В некоторых случаях это давало результаты, но для большинства требовалось нечто больше подходившее русскому характеру, способное удовлетворить вечное стремление к независимости. Позднее я мог говорить об этом с Гиммлером более откровенно. К концу 1942 г. он стал более восприимчив к моим идеям, но я едва ли мог надеяться на его окончательное "да" из-за укоренившихся в Гиммлере предрассудков относительно Востока. На него слишком сильное влияние оказали идеи, которые Гитлер вбивал в него последние 20 лет. Обсуждать этот вопрос с Гейдрихом я прекратил довольно рано. Он весьма откровенно продемонстрировал мне свои м ысли, когда заявил "смотрите не получите однажды медаль от Сталина". Это было ясное предупреждение о том, что в пропагандистской работе с русскими пленными он желал пользоваться национал-социалистическими концепциями в чистом виде.

У меня состоялось несколько интересных бесед с двумя русскими военными. Один из них был офицером генерального штаба, другой - ефрейтором. Оба были москвичами, один-профессиональным военным, другой - инженером-гидравликом. Их взяли в плен в августе 1941 года в Брянске, и они прошли несколько этапов нашей подготовки. Оба, как оказалось, обладали широким кругозором, были людьми интеллигентными и надежными. Их зачислили в группу советников по осуществлению операции "Цеппелин" в Берлине и предоставили жилье как обычным гражданским лицам. Я навестил их в сопровождении руководителя сектора (section), балтийского немца с хорошим образованием, который был превосходным переводчиком и уже много раз беседовал с ними. С его помощью у нас состоялся живой интересный разговор, облегченный принесенным нами спиртным.