Уильям Сароян - Приключения Весли Джексона

Однажды утром чуть свет нас всех собрали, чтобы ехать на погрузочный пункт, а это, конечно, значило - прощай, Америка. Мы проторчали в ожидании отъезда с пяти утра и почти до одиннадцати. Явились на службу счастливцы, которым никуда не нужно было ехать. Они нас бурно приветствовали и от души желали счастливого пути, но мне это было не очень приятно.

Зла я им не хотел. Никому из них я не желал ни простудиться, ни поскользнуться на линолеуме, ни налететь в автомобиле на дерево, ни отбить молотком пальцы, вбивая в стену гвоздь для картины, ни получить удар электрическим током, когда возишься с радиоприемником. Я желал им всем быть счастливыми, иметь все, что им нравится, делать все, что им хочется, к войне относиться, как им заблагорассудится, - я только не хотел, чтобы они со мной прощались, чтобы они разговаривали с Виктором Тоска, Джо Фоксхолом и писателем. В демократическом государстве все, разумеется, равны. Если идет война и объявлена мобилизация, то призван в армию должен быть каждый. Взгляните хотя бы на нашего писателя. Вот он, такой же, как и все, нагруженный всем этим хламом, ремни пригнаны, вещевой мешок за плечами - все в соответствии с уставом. При демократии - один за всех и все за одного, и первый закон - это закон справедливости. Пришло время отправлять людей за океан - все должны быть отправлены. Что справедливо, то справедливо, тут не может быть двух решений. Никаких махинаций. Никакого обмана. Никаких протекций. Никакого потворства. Все начистоту. Каждый честен, искренен, ревностен - всякий стремится взять на себя долю бремени и с честью нести ее.

А тут эти счастливчики вас провожают. Да меня просто рвало. Может быть, я не такой сентиментальный, как они. Но если бы они уезжали, а я бы пробыл тут два-три года и оставался еще, я бы не стал болтаться у них под ногами, чтобы сказать им прощай. Мне было бы стыдно. Я бы просто пошел к своему столу, написал бы очередной сценарий в двух частях, призывающий их идти и умереть, как подобает мужчине, а потом как можно скорее пустился бы на машине домой и стал бы читать в газетах о том, как идет война. Я бы считал их просто дурачками - туда им и дорога, думал бы я.

Но вот наконец нас погрузили на машины, но, прежде чем мы тронулись с места, все эти счастливчики нас окружили, стали отпускать веселые шутки, выкрикивать добрые пожелания.

- Убей там немца за меня! - говорили они.

Вскоре нас доставили на погрузочный пункт и отвели в портовые казармы. Мы постлали себе койки. Постояли в очереди за химически обработанной одеждой - на случай газовой атаки. Прослушали еще несколько лекций. Заполнили еще несколько документов. Сообщили, кого известить и кому переслать деньги, если мы будем убиты.

К концу дня за мной прислал какой-то капитан. Он был очень сердечен, пригласил меня сесть. Теперь, когда меня отправляли за океан, он считал нужным мне показать, что отношения между офицером и рядовым ничем не отличаются от обычных человеческих отношений в гражданской жизни.

Он достал одну из бумажек, которые я перед этим заполнил.

- Я обратил внимание, - сказал он, - что вы, хотя и состоите в армии уже больше года, а теперь даже отправляетесь за океан, однако не застраховали своей жизни. Почему?

- Не хочу.

- Но почему?

- Не верю я в это.

- Все люди, кажется, верят...

- А я нет. Я верю в бога. Кроме того, я думал, что это не обязательно.

- Конечно, - сказал капитан. - Я только думал, что нужно все-таки с вами поговорить, для вашей же пользы. В случае чего - кто знает? Ведь вашему отцу могли бы пригодиться эти деньги.

- Он их не взял бы.

- Почему?

- Мне кажется, мой отец охотно заплатил бы правительству десять тысяч долларов за то, чтобы меня не убивали.

- Ну, - сказал капитан, - мы должны считаться с пожеланиями большинства людей в армии. Огромное большинство настаивает на страховании. Их никто не принуждает, заметьте, но...

- Я заполнял эту страховую форму семь раз с тех пор, как я в армии. Если страхование добровольное, почему тогда всякий раз, как я заполняю форму и совершенно ясно указываю, что я не нуждаюсь в страховке, меня обязательно кто-нибудь вызовет вот так, как вы, например, и спросит, почему я не хочу страховаться? Просто не хочу. Просто не хочу быть убитым - и все. Надеюсь, вы ничего не имеете против?

- В этом вопросе каждый солдат волен поступать, как ему нравится, сказал капитан.

Я вернулся в барак. Я был страшно зол на войну, и на армию, на этого беднягу капитана, на всю эту идиотскую затею со страхованием и, увидав, что в уборной идет игра в кости, вытащил из кармана все свои деньги, которых набралось двадцать семь долларов. Когда пришла моя очередь, я поставил на кон всю сумму, сказав ребятам, что сыграю один только раз - либо пан, либо пропал. Им это было все равно, и я встряхнул кости в стаканчике и швырнул их об стенку, и, когда они перестали крутиться, мне выпала десятка, а это число проигрышное. Я выбил об стенку тройку, потом шестерку, потом опять шестерку, потом восьмерку, потом четверку, потом девятку, потом одиннадцать, и, наконец, вышло десять, и тогда я собрал все деньги и сказал:

- Пускай возьмут свою паршивую страховку и отправят ее - сами знаете куда.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Виктор Тоска и Весли получают увольнение с ночевкой и попадают в счастливый бедлам

Оказалось, мы счастливее, чем ожидали, так как на второй день после обеда сержант нашей казармы объявил, что половина из нашей команды может получить увольнительные в Нью-Йорк с шести вечера сегодня, а другая половина - завтра.

Так будет и дальше - впредь до особого распоряжения. Отсутствовать по увольнительной мы могли до подъема в шесть утра, но кто не явится к подъему, тому придется худо, ибо самовольная отлучка из портовых казарм считается дезертирством.

В тот же вечер мы с Виктором получили увольнительные и проехали на метро до Манхеттена, но, когда мы вышли на углу 57-й улицы и 7-й авеню, Виктор сказал:

- Погоди минутку, о чем я только думаю?! Мне нельзя возвращаться домой - жену убьет вторичное прощание.

Мы взяли такси и поехали на другой конец города. Зашли в какой-то бар, сели за столик и начали пить, но тут Виктор вдруг сказал:

- Нет, я должен ее повидать. Она теперь на седьмом месяце. Если бы мне удалось задержаться здесь еще месяца на три... Жене нужно, чтобы муж находился поблизости в такое время. Я должен повидать ее еще раз. Хочешь, поедем вместе?

Мы взяли такси и поехали в гостиницу. Увидев нас, служащие гостиницы очень удивились, потому что, когда мы прощались, они думали, что не увидят нас до конца войны, а то и совсем не увидят.

Один парнишка, по имени Карло, отвел меня в сторону и сказал:

- Худо там у них наверху, все лежат больные.

Виктор попросил у портье ключ от комнаты матери, ему хотелось сделать родным сюрприз. Мы поднялись наверх, Виктор отпер дверь и вошел.