Марио Льоса - Вожаки (рассказы) (-)

Каждый вечер в доме Куэльяра мы находили по радио программу "Эль Соль" и слушали, млея, обалдевая - вот это труба, вот это ритм, старик, - концерт Переса Прадо, - вот это голос!

К тому времени они очень возмужали, уже ходили в брюках, зачесывали вихры щеткой, - словом, выросли, особенно Куэльяр, раньше был самым дохлым, самым маленьким в их пятерке, а теперь - самый высокий, сильный. Ты, Фитюль, ого-го, тебя прямо на выставку, настоящий Тарзан!

* * *

Первый, кто завел любовь - мы тогда учились в третьем классе второй ступени, - был Лало. Однажды вечером вкатывается этот Лало в кафе "Cream Rica" с такой сияющей мордой, что мы сразу - ты чего? А он распустил павлиний хвост, напыжился: ребята, я "приклеил" Чабуку Мелина, она сказала мне, что - да! Они всей компанией пошли отметить такое в "Часки", и со второго стакана Куэльяра повело - Лало, как же ты объяснился ей в любви? а она что сказала? а за ручку ее держал? а Чабука что на это? - прилип как банный лист, - а вы целовались? А Лало сияет, размяк, что тебе персик в сиропе, и отвечает на все вопросы, да еще с удовольствием! Теперь за ваше здоровье, теперь ваша очередь, пора уже заводить девушек. А Куэльяр стучит стаканом по столу и знай свое: ну как все было, ты поподробнее, что она сказала, а ты ей на это... Ты, Фитюля, точно священник на исповеди, смеется Лало, а Куэльяр - ну говори, говори, не тяни резину. Они выпили три "хрусталя", и к двенадцати Куэльяра развезло. Привалился к столбу прямо у городской больницы и - блевать. Эх ты, мозгля, говорили мы, пивом улицу поливаешь, деньги швыряешь зазря. Но Куэльяру не до шуток - ты нас предал! сам не свой - Лало, ты - предатель! - на губах пена - втихаря откололся, завел девку - рвет на себе рубаху - и не хочешь рассказать, как ее отделал!

Фитя, смени пластинку, давай наклонись, а то весь перемажешься, а он хоть бы что - предатель, так друзья не поступают, пусть перемажусь, тебе что! Потом, когда его приводили в божеский вид, злость с него спала, затих, погрустнел - теперь мы Лало не увидим, теперь все воскресенья будет со своей Чабукой, а к нам, паразит, и дороги не вспомнит. И Лало - ну брось, Фитюля, одно другому не помеха, девчонка девчонкой, а друзья - это друзья, зря кипятишься. И они - хватит, миритесь, дай ему руку. А Куэльяр - ни в какую пускай отчаливает к своей телке! Мы проводили Куэльяра до самого дома, и всю дорогу он что-то бормотал, - помолчи, старик, - чего-то мямлил, - ты лучше не шуми, иди тихо, по лестнице на цыпочках, а то проснутся предки и застукают. Но Куэльяр нарочно стал орать, бить в дверь кулаками, ногами эй, пусть проснутся, пусть застукают, ему плевать, он своих родителей не боится, а они все четверо - трусы, чем бежать, дождались бы, пока откроют.

Надо же, как его забрало, - сказал Маньуко, когда мы мчались по Диагональной, ты только сказал о Чабуке, а у него враз лицо посерело и настроения никакого. И Большой - зависть взяла, вот и напился. А Чижик родители ему покажут!

Но нет, родители не кричали. Кто тебе дверь-то открыл? мать, и что было? орала? Да нет! разревелась, сердечко мое, как ты мог, разве в твоем возрасте пьют спиртное? Потом пришел его старик, поругал, так, для порядка это больше не повторится? нет, папа. Его вымыли, уложили в кровать, а наутро он попросил прощения. И у Лало тоже попросил - знаешь, не сердись, это пиво мне в голову, я, может, тебя оскорбил, может, стукнул? Да ну, ерунда, с кем не бывает под градусами, давай пять - и мир, мы же друзья, Фитюля, и пусть все будет по-старому.

По-старому уже не выходило: Куэльяр начал блажить, откалывал всякие номера, старался привлечь к себе внимание. А они его подначивали, подливали масла в огонь - слабо мне увести машину у старика? Давай попробуй. Он увел "шевроле" из отцовского гаража, и они всей компанией уезжали кататься по петляющей Костанере*. Слабо мне побить рекорд Боба Лосано? Давай попробуй, Фитя. И он - ее-жж-жик - по набережной, - ее-жж-ик - за две с половиной минуты, - ну что, съели? Маньуко даже перекрестился - твоя взяла. А ты небось уделался со страху, пичуга? А слабо ему пригласить их в бар "Как это здорово!" и не заплатить по счету? Веди! И они шли в этот бар, ели гамбургеры, пили молочные коктейли, наедались до отвала, а потом исчезали поодиночке. Только у церкви Пресвятой Марии переводили дух и оттуда наблюдали за Куэльяром. Он о чем-то говорил с официантом минуту-другую, а потом - бац его головой в живот - и к нам пулей.

* Костанера - шоссе вдоль берега Тихого океана.

Ну, чья взяла? Вот стяну дробовик у папаши и перебью все стекла в этом доме. А чего - давай! И стекла вдребезги! Он черт-те на что шел, лишь бы отличиться, удивить, - что вылупился? - досадить Лало - вот ты струсил, а я нет! - не мог простить ему Чабуки, возненавидел...

В четвертом классе Большой стал ударять за Финой Салас, она стала его девушкой, а Маньуко - за Пуси Ланьяс, и тут все о'кей. Куэльяр целый месяц отсиживался дома и в школе здоровался с ними сквозь зубы. Слушай, ну чего ты? Ничего! Почему тогда не приходишь, почему никуда с нами не ездишь? Куэльяр стал какой-то замкнутый, странный, вид надутый и чуть что обижался. Но потом все-таки отошел и вернулся к ребятам. По воскресеньям они вдвоем с Чижиком отправлялись на утренние сеансы в кино (эй вы, горемыки!), а после не знали, как убить время, - слоняются по улицам, молчат, руки в карманах, свернем туда, а может - сюда? Слушали пластинки у Куэльяра в доме, травили анекдоты, в карты играли, а часов в девять приходили в парк, где собирались все ребята, но уже без своих девушек. Ну как, вы в порядке? ухмылялся Куэльяр, входя в бильярдную, где мы торопливо снимали пиджаки, развязывали галстуки, засучивали рукава. Позабавлялись, миляги? - голос неживой, в нем и зависть, и досада, и отчаяние. И мы - смени пластинку, не трепись, а он - губки, ручки и прочие штучки! - моргает глазами, будто дым глаза дерет, будто свет слепит. И мы уже на взводе - ну что ты злишься, Фитюль. Завел бы подружку, чем языком чесать, а он - взасос целовались? - и кашляет, сплевывает, точно его мутит, - юбчонки-то задрали, поигрались? возит каблуком по полу туда-сюда. А они - доходит наш Фитюлька от зависти, вот где самое оно, вот где весь смак! - свихнется, ей-ей, заткнулся бы наконец. А он как заведенный, но уже серьезно, без улыбочки - ну что, что делали с ними? а давались целоваться? а куда? а как? Слушай, хватит, надоел. И однажды Лало взбесился - дерьмо собачье, сейчас двину в рожу, несет черт-те что о наших девушках, будто они какие-то бляди. Их еле-еле растащили, а потом уговорили помириться, но Куэльяр ничего не мог с собой поделать, это было сильнее его, и каждое воскресенье все начиналось сначала: ну? не облажались? Все о'кей? Выкладывайте!

На другой год Чижик положил глаз на Бебу Ромеро, но она дала ему отставку, тогда он перекинулся на Тулу Рамирес - и тут осечка, тогда взялся за Японочку Сальдивар и - не промахнулся. С третьего захода, смеялся Чижик, - повезло.