Джеймс Клавелл - Сёгун (части 3-4)

- В ту другую ночь в Анджиро, которая прошла так скверно, я чувствовал, что вы были с ним, против меня. Конечно, это была дьявольская мысль, но я чувствовал это.

Она перевела взгляд с лезвия на него, внимательно посмотрела и не ответила. Еще одна лампа коротко затрещала и погасла. Теперь в комнате осталась только одна горящая лампа, последняя.

- Да, я ненавидел его в ту ночь, - продолжал Бунтаро тем же спокойным голосом, - и хотел его смерти, и вашей, и Фудзико-сан. Мой лук нашептывал мне это, как это бывает временами, требуя убийства. И когда на рассвете следующего дня я увидел, как он спускается с холма с этими, недостойными мужчины маленькими пистолетами в руках, мои стрелы просили его крови. Но я отложил его убийство и смирился, ненавидя себя за его плохие манеры больше, чем его, стыдясь того, как вел себя, и за то, что выпил слишком много саке, - теперь стало видно, как он устал, - столько позора пришлось нам вытерпеть, и вам, и мне. Не так ли?

- Да.

- Вы не хотите, чтобы я убил его?

- Вы должны делать то, что считаете своим долгом, - сказала она, - как я буду делать то, что считаю своим.

- Мы остаемся в гостинице на сегодняшнюю ночь, - сказал он.

И тогда, так как она была хорошим гостем и тя-но-ю была лучшей церемонией из всех, какие он проводил, он одумался и снова дал ей время и покой, которые сам получил от нее.

- Идите в гостиницу. Спите, - сказал он. Его рука подняла нож и протянула ей. - Когда клены потеряют листву - или когда вы вернетесь из Осаки - мы начнем еще раз. Как муж и жена.

- Да. Благодарю вас.

- Вы соглашаетесь по доброй воле, Марико-сан?

- Да.

- Перед вашим Богом?

- Да. Перед Богом.

Марико поклонилась и взяла свой нож, запрятав его в укромное место, еще раз поклонилась и ушла.

Ее шаги замерли вдалеке. Бунтаро глянул на веточку, которая все еще была у него в кулаке, слеза еще не скатилась с маленького листочка. Когда он осторожно клал веточку на последний из оставшихся углей, пальцы его тряслись. Чистые зеленые листья стали изгибаться и обугливаться. Слеза исчезла с тихим шипением.

Через некоторое время, в тишине, он заплакал от ярости, внезапно почувствовав в глубине души, что она изменяла ему с Анджин-саном.

Блэксорн увидел, как она выходила из калитки и шла по хорошо освещенному саду. У него захватило дыхание при виде ее совершенной красоты. Рассвет медленно охватывал восточную часть неба.

- Хэлло, Марико-сан.

- О, здравствуйте, Анджин-сан! Извините, вы напугали меня - я не заметила вас. Вы поздно ложитесь.

- Нет. Гомен насаи, я вовремя, - он улыбнулся и показал на небо, где чувствовалось наступление утра. - Эту привычку я приобрел на море, просыпаться до рассвета, в самый раз чтобы пройти на корму и приготовиться к встрече солнца, - его улыбка стала еще шире, - это вы поздно ложитесь!

- Я не заметила, что эта... эта ночь кончилась, - самураи, стоявшие на часах у ворот и у всех калиток, с любопытством наблюдали за ними, среди них был Нага. Ее голос стал почти неслышим, когда она переключилась на латынь: Следи за своими глазами, прошу тебя. Даже в темноте ночи есть предвестники судьбы.

- Я прошу прощения.

Они оглянулись на стук конских копыт у главных ворот. Сокольничие, охотничья команда и охрана. Из ворот уныло вышел Торанага.

- Все готово, господин, - сказал Нага. - Можно мне поехать с вами?

- Нет, благодарю тебя. Ты немного отдохни. Марико-сан, как прошла тя-но-ю?

- Необычайно красиво, господин. Очень, очень красиво.

- Бунтаро-сан - большой мастер. Вам повезло.

- Да, господин.

- Анджин-сан! Вы не хотели бы поехать поохотиться? Я бы поучил вас, как пускать соколов.

- Что?

Марико сразу же перевела.

- Да, благодарю вас, - сказал Блэксорн.

- Хорошо, - Торанага указал ему на лошадь. - Вы поедете со мной.

- Да, господин.

Марико смотрела, как они уезжали, и когда всадники, наконец, двинулись по тропинке, она отправилась к себе в комнату, служанка помогла ей раздеться, сняла макияж и распустила волосы. После этого она сказала служанке, чтобы та осталась в комнате, что она не хочет, чтобы ей мешали до середины дня.

- Да, госпожа.

Марико легла и закрыла глаза, позволив своему телу опуститься в успокаивающую мягкость стеганого тюфяка. Она устала, но была в приподнятом настроении. Тя-но-ю подняла ее до удивительных высот покоя, очистила ее душу, и оттуда возвышенное, наполненное радостью решение пойти на смерть подняло ее к новым высотам, никогда не достигаемым раньше. Возвращение с этой вершины к жизни еще раз показало ей ее жуткую, невероятную красоту. Она, казалось, была не в себе, когда терпеливо отвечала Бунтаро, уверенная, что ее ответы и поведение безупречны. Она свернулась калачиком в постели, такая радостная, что мир еще существует... пока не облетела листва.

- О, Мадонна, - исступленно молилась она. - Благодарю тебя за твое милосердие, за то, что ты дала мне такую чудную отсрочку. Я благодарю тебя и молюсь тебе всем сердцем и всей душой и буду молиться целую вечность.

Она повторила "Аве Мария" в полном смирении и, прося прощения, согласно своему обычаю и исполняя волю сюзерена, на следующий день она отложила своего Бога в один из дальних закоулков своего сердца.

"А что бы я стала делать, - думала она перед тем, как сон завладел ею, - если бы Бунтаро попросил меня разделить с ним ложе? Я бы отказалась. А потом, если бы он настаивал, так как это его право? Я бы сдержала данное ему обещание. О, да. Ничего не изменилось".

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

В час козла кортеж вновь пересек мост. Все было, как и прежде, за исключением того, что Затаки и его люди были легко одеты для дороги - или схватки. Они все были полностью вооружены и, хотя соблюдали строгую дисциплину, все ждали смертельной схватки, которая могла произойти в самом скором времени. Все они тесно сгрудились напротив самураев Торанаги, которое сильно превосходило их своей численностью. Среди зрителей в стороне стоял отец Алвито. И Блэксорн.

Торанага приветствовал Затаки с той же спокойной формальной вежливостью, с продолжительным церемонным рассаживанием. Сегодня оба дайме были на помосте одни, подушки отставлены друг от друга на большее расстояние. Над ними нависало низкое небо. Ябу, Оми, Нага и Бунтаро располагались за пределами помоста, окружая Торанагу, сзади Затаки сидели четверо его военных помощников.

В строго назначенное время Затаки вынул второй свиток:

- Я пришел за официальным ответом.

- Я согласен поехать в Осаку и отдаться на волю Совета регентов, спокойно ответил Торанага и поклонился.

- Вы собираетесь предстать перед Советом? - начал Затаки, его лицо недоверчиво искривилось, - Вы, Торанага-нох-Миновара, вы собираетесь...

- Послушайте, - прервал его Торанага звучным командирским голосом, который разнесся по поляне, - Совет регентов требует, чтобы ему повиновались! Даже если он и незаконный, он создан и ни один дайме не должен нарушать спокойствие государства, как бы он ни был прав. У нас уже были прецеденты. Если один какой-нибудь дайме устраивает переворот, долг всех уничтожить его. Я поклялся Тайко никогда не нарушать мира, даже если в стране появится сам дьявол. Я принимаю приглашение. Я выезжаю сегодня.