Ник Хорнби - Слэм

Когда я решил вернуться домой, с ссорами было уже ничего не поделать. Так или иначе — вот что мы высказали друг другу. Я пришел ужасно простуженный, и ночью кашлял и чихал, и будил Алисию, которая пыталась поспать хоть немного. И ей не нравилось, что я касаюсь Руфа и передаю ему своих микробов, хотя ее мама и говорила, что это хорошо для его иммунной системы.

— Я могу, если хочешь, спать в гостиной на диване, — предложил я.

— Не надо.

— Да все нормально, мне там будет хорошо.

— Почему бы тебе не спать в кровати? Например, в комнате Рича?

— Да, — ответил я без особого энтузиазма, — можно и так. Но это же соседняя комната, правда?

— Ага. Ты имеешь в виду, что я все равно тебя буду слышать.

— Может быть.

Мы оба делали вид, что всерьез задумались. У кого первого хватит смелости?

— Ты, конечно, можешь вернуться к себе домой... — сказала Алисия и рассмеялась, как будто желая показать, какая безумная это идея.

Я тоже рассмеялся, а потом сделал вид, что мне пришло в голову нечто, о чем она не думала.

— Ну, одна-то ночь врозь нас не убьет.

— Понимаю, к чему ты клонишь.

— Пока я не перестану кашлять ночами.

— Ты уверен, не сомневаешься?

— Думаю, это имеет смысл.

В этот день я переехал домой и назад уже не вернулся. Каждый раз, когда я приходил навестить Руфа, вся семья спрашивала меня, как моя простуда. До сих пор спрашивает. Помните, как я второй раз был заброшен в будущее? Когда я водил Руфа на прививку? Алисия сказала: «Я в самом деле простудилась» — и рассмеялась. Так вот над этим она и смеялась.

В первую ночь, проведенную дома, мне было грустно. Я не мог уснуть, потому что в комнате было слишком тихо. Мне нужно было слышать сопение Руфа. И это было неправильно, что его здесь нет — то есть в моей комнате, в которой я спал почти каждую ночь моей жизни. Я был дома, и я хотел вернуться домой. Но у меня был дом и в каком-то другом месте, и я не мог быть в обоих местах одновременно. Я был с мамой, но не с моим сыном. Это было необычное чувство. До сих пор оно не перестало быть странным.

— Твой отец говорил тебе что-нибудь, когда вы ходили с ним есть пиццу? — спросила меня мама через пару дней.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Мне кажется, здесь есть какая-то связь. Ты встречался с ним — потом вдруг вернулся домой.

— У нас был разговор.

— О господи! — воскликнула она.

— Что?

— Не хочу я, чтобы ты слушал его.

— Он правильно говорил. Говорил, что я не должен жить там, если не хочу.

— Он и должен был так сказать, правда? Посмотри на его послужной список.

— Но ведь ты говоришь мне то же самое.

Она помолчала.

— Я говорю с точки зрения матери.

Я взглянул на нее, чтобы удостовериться, что она шутит, но она не шутила.

— А он с какой точки зрения говорил?

— Не с точки зрения матери — это точно. Я думаю, и так понятно. Но и не с точки зрения отца. Подозреваю — с точки зрения мужика.

Я внезапно представил себе Руфа и Алисию, так же разговаривающих обо мне в один прекрасный день. Может, это единственное недоразумение, которое останется на всю жизнь. Может, Алисия всегда будет сердиться на меня за мою простуду, даже если мы помиримся и достигнем согласия — как помирились мама и папа сейчас — она никогда не согласится с тем, что мы достигли единодушия.

— В любом случае, — сказала мама, — ты здесь только потому, что простудился.

— Знаю.

— Ничего общего с тем, о чем говорил твой папа.

— Знаю.

— Значит...

— Да.

Когда я, простуженный, пришел домой, то направился прямо к себе — поговорить с Тони Хоуком. Я знаю, что это звучит глупо, но я скучал по нему почти так же, как по маме. Моя мама любила меня, беспокоилась обо мне и все такое, но Тони больше, чем мама, он заставлял меня думать, потому что стоило больших усилий понять, о чем он на самом деле говорит.

— Я просто простудился, — сказал я, — поэтому я на несколько дней переехал домой.

— Я знал, что хотя еще любил Синди, мы живем в двух отдельных мирах, которые не соединить, — сказал Тони. — В сентябре 1994 года мы расстались. К несчастью, потребовалось одно событие, чтобы заставить нас осознать, как это важно — быть родителями.

Я взглянул на него. Он смотрел в одну точку, не обращая внимания на все мои разговоры о простуде. Но на самом деле мне не хотелось услышать от него то, как важно быть отцом. Что у меня еще было в жизни, кроме Руфа? Я ходил в колледж раз в месяц, черт его дери, у меня никогда не было времени для скейтинга, и я постоянно говорил только о ребенке. Я в Тони разочаровался. Он не дал мне ничего, над чем стоило подумать.

— Это не был уродливый развод, — добавил Тони. — Мы оба старались обеспечить как можно лучшую жизнь для Рили.

— Спасибо, хотя и не за что, — буркнул я.

Но с ТХ всегда так: он говорит больше, чем ты в состоянии воспринять в первый момент.

В Интернете было много всякой всячины о школьниках, которые завели детей. Я так думаю, что в Интернете можно найти хоть что-нибудь обо всем на свете, правда? Это классная штука. Какие бы проблемы у вас не возникали, они есть и у других. И от мысли об этом вам становится не так одиноко. Например, если ваши руки внезапно позеленели и вы хотите поговорить с другими людьми вашего возраста, у которых зеленые руки, вам надо только найти правильный сайт. Если я решил, что буду заниматься сексом только со шведскими учительницами математики, я уверен, что смогу найти в Интернете шведскую учительницу математики, которой нужен именно восемнадцатилетний англичанин. Так что ничего удивительного, если вы находите там информацию о забеременевших школьницах. Это все же не зеленые руки. Нас, юных родителей, все же побольше.

В основном люди вроде меня жаловались. Я их не виню: плакаться нам было о чем. Они сетовали на то, что им негде жить, у них не было денег, не было работы или не было возможности устроиться на работу без того, чтобы платить нянькам больше собственного заработка. Я не часто чувствовал, что мне повезло, но, читая этот скулеж, ошущал — наши родители не выставили бы нас за дверь.

А потом я нашел маленький сайт с фактами, который написал сам премьер-министр. Многие факты были совершенно бессмысленными: например, что большинство подростков залетают случайно. Тоже мне новость, блин! А некоторые из них были забавны: например, что каждый десятый юнец не помнит, был ли у него секс сегодня ночью, что довольно неправдоподобно, если подумать. Подозреваю, это значит, что каждый десятый так напивался или обкуривался вечером, что вообще не помнил, что он делал. Не думаю, что они были просто забывчивыми... Мне захотелось побежать и сказать маме что-нибудь типа: «Мама, я знаю, что не должен был этого делать, и, по крайней мере, помню, чем занимался на следующий день».