Константин Курбатов - Еретик Жоффруа Валле

Все, кто находился в комнате, пали на колени. В том числе и Базиль с Жоффруа Валле. Головы всех склонились к каменному полу.

— Говорите, — подбодрил Папа.

— Я бы хотел сказать вам о том наедине, ваше святейшество, — ответил Базиль, поднимая глаза к окну.

— Как вы посмели в этих святых стенах обнажить оружие? — повысил голос Папа.

— Нас вынудили к тому, ваше святейшество.

— Вы умрете, — тихо сказал Пий V. — Но сначала я взгляну, такие ли вы мужественные на самом деле, какими желаете показаться.

Скорбная весть о смерти матери застала Генриха Наваррского на полпути к Парижу. Мать уехала туда раньше, чтобы принять участие в приготовлениях к свадьбе. И вот — неожиданная смерть. Но не убийство ли?

Едва наступивший в стране мир в одно мгновение рухнул. Задуманная Карлом IX свадьба, дающая гугенотам незыблемые гарантии, лопнула как мыльный пузырь. Какой сын согласится играть свадьбу у гроба своей матери. Да еще в стане тех, кто убил ее.

От того, чтобы не повернуть обратно, Генриха остановило одно: желание проститься с усопшей.

Он очень торопился и все-таки опоздал. Королеву Жанну д’Альбре к моменту прибытия в Париж ее сына уже торжественно похоронили, соблюдя все почести и ритуалы, достойные ее сана.

Именитых гостей встретил в предместьях Парижа, в Сен-Жаке, сам адмирал Гаспар де Колиньи.

— Мужайтесь, мой мальчик, — подбодрил он Генриха Наваррского. — Вы правильно поступили, что не повернули обратно. Я очень боялся, что вы повернете и все начнется сначала. Нельзя допустить, чтобы из-за роковой случайности и нашей чрезмерной подозрительности вновь пролились реки крови.

— А вы убеждены, адмирал, что королева умерла своей смертью? — спросил Генрих. — Вы уверены, что дело только в легких?

— У них есть доказательства, — ответил адмирал.

— Но доказательства легко подделать.

— Я хочу верить королю Франции.

— А я не верю! И особенно не испытываю доверия к его матери.

В Лувре Генриха Наваррского с почетом сопроводили в отведенные для него покои. И первое, что бросилось в глаза юноше, едва он переступил порог комнаты, красиво разложенный свадебный наряд. По черному бархату и белому шелку затейливыми узорами вилась вышивка. Золотая нить перемежалась с серебряной, разноцветный бисер соперничал с драгоценными камнями.

— Что это?! — гневно ткнул в сторону роскошных одежд Генрих.

— Ваш свадебный наряд, ваше величество. Он до последнего момента готовился под непосредственным наблюдением вашей покойной матери, незабвенной королевы Жанны.

— До последнего момента? У королевы было воспаление легких. При этой болезни неизбежны жар, горячка. Или королева умерла внезапно?

— Простите меня, ваше величество, — склонил голову слуга-дворянин, — но я не имел чести быть посвященным в подробности смерти королевы Жанны.

— Вы здесь все… — еле сдерживая себя, отрезал Генрих. — Неужели после всего случившегося они надеются, что я надену этот шутовской наряд? Видно, меня принимают за полного идиота. Я желаю видеть королеву Екатерину Медичи. Немедленно!

— Вас ожидает его величество король Франции Карл Девятый!

— Я, кажется, внятно сказал, что желаю видеть королеву!

— Как вам будет угодно, ваше величество. Я доложу королеве о вашей просьбе.

Генрих устремился к покоям королевы с единственной целью — бросить в лицо им, этим бесчестным Валуа, что он о них думает, и умчаться обратно. Поклониться могиле матери и — домой! И никаких свиданий ни с королем, ни тем более с Маргаритой. Только с одной главной виновницей происшедшего — с Екатериной Медичи, которая олицетворяла всех Валуа.

— Мадам, — войдя в зал, где она восседала за столом, слегка поклонился Наварра.

— Как мне стыдно и тяжело, мой бедный Генрих, — трагически произнесла Екатерина. — Как мне больно, что я вынуждена встречать вас таким жутким известием. Весь грех падает на одну меня, только на меня. Я не сумела уберечь ее, бедняжку, уберечь мою дорогую подружку, женщину великой души и любящего сердца.

Подняв руки, Екатерина ткнулась лицом в ладони и зарыдала.

— Но, мадам, — сказал Генрих, — я бы хотел…

— Примите мои глубочайшие соболезнования, мой мальчик, — пробормотала в ладони Екатерина. — Мне так стыдно, что в нашем доме могло случиться подобное. Все мы ходим под Богом. Но чтобы пригласить в гости дорогого человека, которого любишь всем сердцем, и не сохранить ее, не уберечь до приезда сына… Мои врачи сделали все возможное. Я не отходила от нее до последней секунды. Какое горе! О, какое ужасное горе! И на самом пороге свадьбы, о которой милая Жанна и я возвестили по всему королевству.

— Мне кажется, мадам, — глухо отозвался Генрих, — что при нынешнем положении вещей разговор о свадьбе попросту не уместен. А в моих покоях разложили свадебный наряд, будто я…

— О, сколь нечутки и бессердечны люди! — подхватила Екатерина. — Я накажу их. Как они посмели! Мой несчастный мальчик. Я буду теперь вам вместо матери. Вы позволите? Вы можете во всем положиться на меня. С этой свадьбой, на вашем месте, я бы тоже не торопилась.

— Я бы желал, мадам, — сухо сказал Генрих, — более подробно узнать о кончине матери.

— Да, разумеется, — согласилась Екатерина, осторожно промокая платочком глаза и зевая. — Да. Вы поступили правильно, что прежде всего явились ко мне. Иначе я бы сама пригласила вас, чтобы дать подробные разъяснения по поводу смерти вашей любимой матери и моей дорогой подруги. О, как мне тяжело, Генрих! Знали бы вы, как мне безумно тяжело!

По ее сигналу в зал вошли два человека в черном. Они оказались медиками и говорили на таком сложном языке, снабженном специальной терминологией, что Генрих многого не понял. Он понял лишь одно: они всячески пытались доказать ему, что смерть королевы Жанны была совершенно естественной.

— По приказу ее величества, я, Кайр, бывший лейб-медик ее величества королевы Наваррской, член факультета, четвертого июля, во вторник, был вызван к королеве и нашел ее в постели. У нее был приступ лихорадки. Незамедлительно произведя обследование, я установил, что правое легкое у королевы весьма сильно поражено. Заметил я также необычное затвердение и предположил наличие гнойника, который мог прорваться и вызвать смерть. Согласно этому я и записал в своей книге, что ее величество королева Наваррская проживет не более четырех — шести дней. Это было четвертого, во вторник, а в воскресенье, девятого, наступила смерть.

Он говорил, как по писаному. Четко, ровно и без каких-либо интонаций.

Второй, хирург, производивший вскрытие, подтверждал выводы первого. Да, сильное поражение правого легкого, да, гнойник, да, гибель была неизбежной. И сплошные медицинские слова, термины, фразы.