Константин Курбатов - Еретик Жоффруа Валле

Где ты, волшебник?

Тот волшебник неизменно представлялся Жоффруа в образе маркиза де Бука. Со шпагой у бедра.

«Ты свободен, дружище!»

Но вот на самом деле заскрипела дверь. Распахнулась. И на бедре доброго волшебника, как и положено, оказалась шпага.

— Скорей, Жоффруа! Мы пришли за тобой.

Жоффруа так много грезил о подобной минуте, что не поверил в реальность происходящего. Ему показалось, что тюремные стен свели его с ума.

— Нет! — испуганно выставил он ладони. — Я должен умереть в здравой памяти. Нет! Я не имею права показываться на людях умалишенным. Я здоров! Не надо!

Он укусил себя за палец, вскрикнул и упал лицом в соломенный матрац.

— Жоффруа! — кинулся к нему Базиль. — Тебе ничего не мерещится. Мы на самом деле здесь. Я и Раймон Ариньи. И с нами тюремщик, свой человек. Путь на свободу открыт. Нам нельзя терять времени. Быстрее!

— Анжелика знает? — первое, что спросил Жоффруа, начиная верить в реальность происходящего.

— Я боялся преждевременно обрадовать ее, — ответил Базиль.

— Помочь вам собраться? — предложил Раймон.

— Что мне собирать? — засуетился Жоффруа. — Какие у меня вещи? Вы смеетесь. Они не разрешили мне взять даже смену белья.

— Так бежим!

Они бросились к распахнутой двери, и охранник услужливо уступил им дорогу. Сзади хромал Раймон. И вдруг, уже в коридоре, Жоффруа остановился.

— Погодите!

— Что? — спросил Базиль.

— Погодите, — повторил Жоффруа. — Я, кажется, не смогу просто так уйти отсюда.

— Как просто так? — не понял Базиль.

— Прости меня, — убито произнес Жоффруа, — я вообще… не могу… бежать.

— Что-нибудь с ногами?

— С совестью, — сказал Жоффруа. — Просто на меня в первую минуту нашло затмение. Это ужасно! Совсем перестал думать. Я должен вернуться в свою камеру и публично сгореть на костре.

— Да ты что?! — возмутился Базиль. — Учти: мы унесем тебя отсюда силой.

— Мой дорогой друг, — усмехнулся Жоффруа, — человека можно насильно убить. Но насильно спасти его нельзя.

Возникшие в темном коридоре разговоры не понравились тюремщику. Он в нетерпении переступал с ноги на ногу и поглядывал по сторонам.

— Это самое… — проговорил он наконец, косясь на Раймона, — мы о таком с вами не договаривались. А денежки… так это нас не касается… ну… что он не желает…

— Деньги останутся при вас, — успокоил Раймон. — Не бойтесь.

— Или давайте… это самое… туда, — сказал тюремщик, указывая в сторону выхода, — или… это самое… обратно.

— Обратно, — повернулся к своей камере Жоффруа.

— Он несомненно тронулся умом, — констатировал Раймон. — Ему нужно как-то помочь.

— Увы, — вздохнул Базиль, — сдается, что разум у него стал еще крепче, чем был. И разум, и воля.

— Что будем делать? — поинтересовался Раймон.

— Если вы не возражаете, — обратился Базиль к тюремщику, — мы зайдем к нему на несколько минут, чтобы проститься.

Прощание вылилось в уговоры.

— Подумай как следует, — увещевал Базиль. — У нас еще есть время. Неужели ты сознательно желаешь себе смерти?

— Но что стоит истина, — возражал Жоффруа, — если за нее нельзя умереть? Я обязан умереть за то, что отстаивал. Человек, если он хочет чего-то добиться или что-то доказать, должен уметь отказываться. От благ, от уюта и даже от самой жизни.

— Но подумай хотя бы об Анжелике.

— Я думаю о ней каждую секунду. Но это ничего не меняет.

— Не можем ли мы чем-нибудь напоследок скрасить ваше пребывание здесь? — спросил перед уходом Раймон.

— Рубашку, — тихо проговорил Жоффруа. — Если можно, каждый оставшийся день — свежую рубашку. И чтобы там, в последний момент, мне тоже дали свежую рубашку.

— Что еще? — сдерживая спазмы в горле, спросил Базиль.

— У меня не поворачивается язык.

— Что?

— Анжелику, — шепнул Жоффруа. — Понимаю всю дикость просьбы, но очень хочется последний раз увидеть Анжелику. Хотя бы на мгновение.

— Как ты думаешь, Раймон, — спросил Базиль, — это возможно?

— Думаю, что устроить свидание легче, — отозвался Раймон, — чем организовать побег.

— Привести сюда женщину? — понял, о чем идет разговор, тюремщик.

— Вы получите за то соответствующую плату, — пообещал Раймон.

— Поверх уже оплаченного?

— Поверх, — раздраженно подтвердил Раймон.

И в ночь перед казнью в камеру к Жоффруа Валле вошла Анжелика. Вошла и осталась у него до утра.

Все мы когда-нибудь отправимся к праотцам. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Чего же тогда печалиться, что ты умрешь сегодня, а не завтра? Какая разница, когда умереть, если все равно придется распроститься с этим прекрасным светом? Днем раньше, днем позже — исход един.

Так всегда казалось Жоффруа Валле. С этой мыслью он писал книгу, с этой мыслью готовил себя к неизбежному концу. Но когда смерть подступила вплотную, вдруг оказалось, что умереть завтра значительно справедливей, чем сегодня. Собственно, он, наверное, всегда и рассчитывал именно на завтра. Но завтра превратилось в сегодня. И образ мыслей изменился.

Он осознал ту истину ранним утром рокового дня, когда от него унесли бездыханную Анжелику. С первого мгновения, когда они в последнюю ночь кинулись в объятия друг друга, в них обоих гудел набат расставания. Каждый поцелуй был последним, каждое слово завершающим. И чем быстрее летела черная ночь, тем страшнее стало произносить слова.

Нет, Анжелика не услышала, что за ней идут, что где-то там, вдалеке застучали по камню шаги. Она сердцем почувствовала конец их последнего земного свидания. И в жадном объятии прильнула к Жоффруа.

— Я не уйду от тебя, милый, — шептала она. — Я не могу уйти. Я умру вместе с тобой. Я скажу им, что вовсе не та, за кого выдаю себя. Что на самом деле я Анжелика Готье, приговоренная к сожжению, но чудом избежавшая костра. И тогда они сожгут меня вместе с тобой. Что я стану делать без тебя? Мы уйдем вместе, любимый.

— Нет! Нет! — бормотал Жоффруа, осыпая мокрое от слез лицо поцелуями. — Ты должна остаться. Поклянись, что ты останешься. Иначе зачем все то, что было? Зачем я бежал от тебя? Спасал тебя. Поклянись, что ты останешься.

— Я уйду с тобой.

— Ты не хочешь, чтобы я умер спокойно? Тебе нужно разорвать на части мое сердце? А я так молил тебя помочь мне в трудную минуту.

— Разве мой уход вместе с тобой не помощь тебе?

— Ты можешь помочь мне только одним: тем, что останешься жить.

— Я сделаю, как ты хочешь, любимый. Но я не сумею оторваться от тебя. Я все равно умру здесь, рядом с тобой.

Шаги за дверью и скрежет вставляемого в скважину ключа заставили Анжелику еще крепче прильнуть к Жоффруа. А когда дверь стала медленно открываться, Анжелика вскрикнула и разжала руки.