Арсен Коцоев - Саломи

— Ха-ха-ха! Тебе так же к лицу джигитовка, как мешку половы.

Конь стал как вкопанный.

Тега укоризненно покачал головой, бросил взгляд вверх — на окна Ханиффы — и ответил обидчице так:

— Гордая девушка! Ты когда-нибудь вспомнишь сегодняшний день!..

Потом он хлестнул коня плетью и улетел как стрела.

— Какая я несчастная! — только и могла сказать себе Ханиффа.

А Тега уже скрылся в лесу.

Ханиффа думала, что Тега опять приедет свататься к ней. Но прошел целый год, а он так и не показался. Тогда девушка стала грустить, и день ото дня все сильнее.

— Какая я несчастная! — твердила она себе. — Нет, не вернется он больше ко мне. Свое счастье собственными руками бросила я в бездонную пропасть…

Словно сговорились с Тега и другие женихи. После его отъезда никто из них даже близко не подъезжал к дворцу князя Дзанхота.

Но вот разнеслась по Кабарде и проникла далеко за ее пределы новая весть: молодой кабардинский князь Тасолтан женится на Ханиффе.

Он и раньше сватался к ней, но получил отказ.

И знатным происхождением, и несметным богатством Тасолтан не уступал Дзанхоту.

Мужеством и храбростью никто его не превосходил во всей Кабарде.

Князю Дзанхоту и раньше хотелось выдать свою дочь за Тасолтана, но тогда Ханиффа отказалась, и он не стал настаивать.

Но теперь Ханиффа не сказала Тасолтану, как раньше: «Я еще не хочу выходить замуж».

Напротив! Потупив взор, она даже поторопилась стыдливо шепнуть:

— Да, я согласна!

И князь Дзанхот стал готовить Ханиффу к свадьбе. От зари до зари ткали ковры, шили свадебные наряды. Искуснейшие золотых дел мастера чеканили золотой свадебный пояс невесте, золотые нагрудные пуговицы и другие украшения. Отборные быки, овцы и куры уже откармливались для свадебного пира.

Однако чем ближе был день свадьбы, тем грустней становилась Ханиффа.

С утра до вечера, печальная и унылая, бродила она по дворцу и дворцовому саду, выбирая самые дальние глухие закоулки.

— Уж скоро, скоро уйду я из этого дома, — говорила подругам Ханиффа, — не увижу больше эти цветы, эти деревья…

Полная тяжких и горестных дум, пошла однажды она на берег реки, где прежде так любила купаться, а в ясные, солнечные дни весело играть со своими служанками на душистом лугу.

И теперь Ханиффе захотелось полежать на зеленом ковре.

Но как только она прилегла, глаза ее увидели нечто такое, от чего она мгновенно побледнела, словно белое полотно, а потом залилась алой краской до самых ушей.

Перед ней стоял так хорошо памятный ей конь Тега. Привязанный в сторонке к дубу, он щипал сочную траву.

Ханиффу словно заворожили. Мысли бурей помчались в ее голове, и она уже не могла понять, где она и что ей делать.

То ей хотелось остаться и встретиться с Тега, то стремглав бежать, как от страшной опасности.

— Нет, бежать! — воскликнула Ханиффа, обернулась назад — и лицом к лицу встретилась с Тега.

На его лице, полном тоски, брови были сурово нахмурены. И Ханиффа затрепетала от страха.

Тега взял девушку за руку.

— Пойдем со мной, — сказал он ей.

И Ханиффа — неприступная, строптивая Ханиффа — покорно пошла за ним.

Она хотела что-то сказать, но язык словно прилип к нёбу.

Тот, кого она так любила, кого так долго ждала, наконец появился. Но как грозны были его нахмуренные брови!

Еще несколько шагов, и они дошли до дуба.

— Садись, красавица моя, на коня! — сказал Тега.

Ханиффа не выдержала и зарыдала.

— Куда ты хочешь меня увезти? Я же просватана! — воскликнула она сквозь слезы.

— Это никому не помешает! — спокойно возразил ей Тега. — Или ты, может, думаешь, что я тебя похищаю в жены? Нет, красавица моя, это было возможно когда-то, но теперь тому не бывать. Любил я тебя тогда всей душой, хотел назвать невестой… А ты? Припомни-ка тот день, когда ты бросила из своего окна мне, джигиту, такое оскорбление! Нет, дьяволицу я не возьму себе в жены. А что до оскорбления… За оскорбления я привык уплачивать вдвое…

— Пусти, пусти меня! — снова взмолилась девушка и попыталась вырваться из стальных рук Тега.

Пустое! Разве слабенький мышонок может освободиться из цепких кошачьих когтей?

Легко, словно перышко, вскинул Тега Ханиффу на седло, вскочил и сам на коня.

Резко свистнула плеть, и чудесный арабский скакун в мгновение ока скрылся в густой лесной чаще.

Девушка снова попыталась вырваться, позвать на помощь, но Тега и бровью не повел.

Вдруг Ханиффа замолкла и как-то странно изогнулась.

— А, голубка моя! Ты, наверное, ищешь свой кинжал? — улыбнувшись, сказал Тега. — Не трудись, дорогая, твой маленький позолоченный кинжал у меня. Не беспокойся, он не пропадет, а потом вернется к тебе.

Когда они заехали глубоко в чащу леса, Тега остановил коня, соскочил с него, ссадил и Ханиффу.

— Остановимся тут, дальше ты не поедешь, — заявил Тега.

— Не губи меня, Тега, — зарыдала опять девушка.

— Нет, дело это давно решено! Помнишь тот день? Вот тогда-то ты себя и погубила…

Тогда Ханиффа шагнула в сторону, высоко подняла голову и, указывая рукой на кинжал, попросила:

— Тега, возьми кинжал и убей меня!

— Тега женщин не убивает! — ответил он гордо.

— Тогда выслушай меня! Не думай, что я, обесчещенная, выйду замуж! Я говорю тебе: не только не выйду, но и ни единого дня после этого жить не стану! Выбирай: или убей меня здесь, или отпусти…

— Оскорбление должно быть возмещено оскорблением, — неумолимо отвечал Тега.

— Да, оскорбление должно быть возмещено оскорблением, — горько повторила за ним Ханиффа, склонив голову. — Но я уверена, что Тега, чье благородство и мужество славятся от моря до моря, не может не внять мольбам беспомощной девушки…

— Скажи, что ты хочешь, но помни, что оскорбление смывается только оскорблением, — возразил ей Тега.

— Да, оскорбление смывается только оскорблением, — вновь подтвердила Ханиффа, сняла с пальца алмазное колечко и протянула его Тега с такими словами:

— Возьми это кольцо в знак того, что после моей свадьбы я одну ночь буду принадлежать тебе…

Взял Тега колечко, попробовал надеть его на свой мизинец, но, увидев, что оно не налезает и на ноготь, улыбнулся.

И тогда Ханиффа стремительно бросилась к Тега и, маленькая, стройная, повисла у него на шее.

— Я хочу, хочу, Тега, быть только твоей, только твоей, — прошептала она.

Но Тега, гордый и благородный Тега, уже вскочил в седло, еще раз улыбнулся девушке и стрелой помчался по узкой тропинке, среди могучих стволов вековых деревьев.

Долго-долго глядела Ханиффа ему вслед, смотрела сквозь слезы, пока он не скрылся за деревьями, и потом, печальная, пошла домой.

Прошло с того дня ровно полгода.

И вот однажды в вечерних сумерках к селению князя Тасолтана окольными дорогами Большой Кабарды подъехал всадник, закутанный в бурку и башлык.