Арсен Коцоев - Саломи

Иван Кузьмич и не думал выдавать Батырбека. Не то чтоб считал постыдным выдавать товарища, а просто боялся за себя, — боялся, что дело откроется, и тогда пропадет не только Батырбек, но и он сам. Он хотел лишь попугать его, чтобы тот согласился давать ему с каждой лошади по четвертной. Но дело сорвалось… Теперь, кроме денег, потерял он и помощь Батырбека. Как ни злился он на областного врача за его слова: «Ставь свою лошадь на карту!» — но надо бы ему какую-нибудь неприятность причинить… А как? Батырбека нет больше. Тот бы придумал что-нибудь…

Долго размышлял пристав о сделанной ошибке, не спал до утра, ворочался с боку на бок, бормотал — ругал и Батырбека и себя самого. Заснул только под самое утро. Спал часа два. Когда проснулся, то первая мысль его была о ссоре с Батырбеком.

— Что я наделал, что я наделал? Погубил себя! — твердил он.

Чтобы несколько освободиться от тяжелых дум, Иван Кузьмич решил после кофе покататься по городу на лошади. Два раза проедет по проспекту, потом до вокзала, а затем уже тихим шагом мимо дома областного врача, чтобы тот от зависти лопнул.

Только что Иван Кузьмич вдел одну руку в рукав кителя, как перед ним предстал денщик, белый как полотно. Губы его дрожали. Он что-то хотел выговорить, но язык не повиновался. Побледнел и пристав. Страшное подозрение пронзило его мозг. Забыв засунуть другую руку в китель, опрометью он бросился к конюшне. Лошади не было.

— Зарезал меня, зарезал! — завопил пристав и, ударив себя по голове обеими руками, упал ничком прямо на навоз. Долго бился он на полу, плакал, ругался.

Денщик стоял поодаль, тоже молча сокрушаясь, но вдруг вскрикнул:

— Ваше высокоблагородие!

Иван Кузьмич приподнялся и сел. В том месте, где была привязана лошадь, белел на доске запечатанный конверт.

Пристав схватил конверт, вскрыл дрожащими руками. Прочитал: «Беру твою лошадь. Она слишком хороша для тебя. Грех перед богом, если будет сидеть на ней такая свинья, как ты. Более тебе под стать та лошадь, на которой денщик возит тебе воду из Терека. Прощай. Б.»

Пристав прочитал и некоторое время молча смотрел в пространство расширенными глазами, как у сумасшедшего. Потом схватился за голову и опять завопил:

— Зарезал меня, без ножа зарезал!

Хосдзау вышел из дома, посмотрел на небо и сказал сам себе:

— Слава богу, день выдался неплохой для наших работников!

Потом он крикнул внуку:

— Эй, парень, нечего в носу ковырять, пойди помоги коров пасти!

Босоногий мальчик с неохотой пошел со двора. Хосдзау заложил палку за спину и потихоньку, думая о чем-то, вышел на улицу. Здесь он присел на скамейку и закинул ногу за ногу.

Все хорошо… Кто из семьи только мог работать, все вместе с батраками ушли в поле.

Хосдзау стал большим хозяином.

Есть ли еще у кого-нибудь в селе такие постройки с черепичными крышами? Вокруг двора каменный забор! Лошадей много, быков много, коров хватает, молоком хоть залейся!

Овец в горах на летних пастбищах в этом году более четырехсот. Пасут их трое внуков. Один из них, Дзамболат, уже взрослый мужчина, да и двое других тоже не маленькие.

Вот как получилось!.. Все хорошо!

И почему это глупые люди говорят против калыма?

У Хосдзау было четыре дочери; трех он уже выдал замуж и за каждую получил по хорошему калыму.

На эти-то средства он и построил дома, поставил ограду, купил скот.

А тут осталась еще четвертая дочка — самая красивая.

Она уже просватана, но вот горе: жених бедный! Второй год не может выплатить калыма — пришлет то двадцать рублей, то тридцать… Вот как получается!.. Так он и за десять лет не заплатит калыма.

Хосдзау нахмурил брови, поправил усы и сказал:

— Если человек не может заплатить калыма, то он не должен беспокоить почтенное семейство.

Так сказал Хосдзау и пошел к себе в дом: там ему уже были приготовлены женой арака с перцем и пироги со свежим сыром.

Да, с тех пор как Сугаров Саугуди сосватал дочь Хосдзау, минуло уже два года. Но откуда было Саугуди собрать калым? Отец оставил ему в наследство домишко, словно курятник, и хромую лошадь. Быка нет, коров нет. Правда, старая мать развела домашнюю птицу, но от этого не разбогатеешь.

Мать надо кормить, дом надо достроить, чтобы было куда привести молодую жену. А дом покрыт черепицей только наполовину, вторая половина крыши соломенная.

Это будто у человека на одной ноге сапог, на другой чувяк из сыромятной кожи.

Но главное — надо выплатить калым.

Не соглашался Хосдзау выдать за Саугуди дочку, а дочка ни за кого, кроме него, не хотела идти замуж.

Тогда Хосдзау сказал:

— Я желаю своей дочери счастливого пути и благополучного замужества, и пускай у нее будет хорошая свадьба. Достань, парень, все свадебные наряды и все то, что нужно для того, чтобы справить свадьбу и чтобы люди не ругали родителей невесты; а калым особо — деньгами тысячу рублей, пару быков, две коровы и лошадь.

Саугуди так сильно любил Дзерассу, что согласился заплатить такой большой калым.

Прошел год, прошло два, а он смог заплатить Хосдзау только триста рублей, — и то сердце стонет, когда вспомнишь, как он эти деньга собирал.

Недавно он опять достал тридцать рублей и отправил их Хосдзау и вместе с деньгами послал такие слова:

«Свет мой Хосдзау, я выплачу тебе твои пятьсот рублей, но ты мне больше не откладывай свадьбу».

Хосдзау деньги взял, положил в карман и послал ответ:

«Дорогой Саугуди, если тебе нужна моя дочь, то заплати калым. Больше мне с тобою говорить не о чем».

Задумался Саугуди: жить без Дзерассы он не может, а свадьбу приходится откладывать лет на пять, а то и на десять. Может, ему похитить Дзерассу?

Нет, Саугуди любимую похищать не станет. Похищение девушки — дело опасное. Тот, кто идет на это, сам над собой смеется. Девушка при похищении переходит из объятий в объятия, ее перебрасывают из села в село, из куста в кусты, родственники ее ищут, товарищи жениха ее прячут.

Долго ли здесь до греха?

Не так давно Саугуди пришлось участвовать в похищении девушки для своего товарища. Чуть было девушка не попала в его объятия. Саугуди себя сдержал. Но пока девушку перебрасывали из села в село, из куста в кусты (прятали от преследования ее родных), некоторые товарищи так и не сдержали себя. И… Нет, нет! Саугуди не станет похищать Дзерассу!

Что же делать? Девушку он сосватал, а жены у него нет.

Стал Саугуди сердиться все больше и больше на Хосдзау: смотрит на его каменную ограду — сердится, смотрит на черепичные крыши его домов — сердится. Днем перестал работать, ночами перестал спать, ходил злой, взъерошенный, как мокрая курица.