Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Он победно улыбнулся.

– Да, – ответила она, укоризненно, но все же ласково и немного печально. – Куча денег меня устроит. Но я хотела твоей любви.

– Но она у тебя есть! – настаивал он. – Я снова и снова твержу об этом. Я никогда не переставал любить тебя, ты же знаешь.

– Да, я знаю, – ответила она, когда он заключил ее в объятия. – Я знаю, как ты заботишься обо мне.

Но это не помешало ей тепло ответить на его объятие, ибо за всеми гневными протестами скрывалась душевная боль и желание иметь его безраздельную любовь, вернуть ту изначальную страсть, которая, как она когда-то считала, будет продолжаться вечно.

Несмотря на усилия Каупервуда и его друзей сохранить сделку в секрете, вскоре после этого утренние газеты стали распространять слухи о переменах в Северном Чикаго. Фрэнк Алджернон Каупервуд, чье имя до сих пор не упоминалось в связи с чикагскими трамвайными компаниями, был назван возможным преемником Ониаса К. Скиннера, старый директор Эдвин Л. Каффрат – будущим вице-президентом. По мнению журналистов, за этой сделкой «по всей вероятности, стояли капиталисты из восточных штатов». Каупервуд, сидевший в комнате Эйлин и просматривавший утренние газеты, уже понимал, что до конца дня его будут осаждать вопросами, осведомляться о его мнении и о дальнейших подробностях. Он рассчитывал предложить газетчикам подождать несколько дней, пока он не побеседует с издателями газет и заручится их расположение, прежде чем выступит с заявлением о политике новой компании. Это заявление должно было порадовать горожан, особенно жителей Северной стороны. В то же время он не собирался обещать ничего такого, что он не мог бы выполнить легко и с выгодой для себя. Он жаждал славы, но еще больше он жаждал денег и рассчитывал получить и то и другое.

Для человека, так долго занимавшегося незначительными финансовыми операциями, – а Каупервуд считал, что до сих пор его таланты не находили настоящего применения, – этот внезапный рывок в высшие финансовые сферы был чрезвычайно вдохновляющим. Он столько занимался мелочами, прокладывая путь наверх часами напряженных размышлений, совещаний и планирования, что, когда цель наконец забрезжила перед ним, ему с трудом верилось, что это правда. Чикаго был великолепным, стремительно растущим городом. Его возможности казались безграничными. Старые директора, бездумно передавшие ему доли в своем предприятии на неограниченный срок, просто не понимали, что они делают. Когда он как следует займется делом, чикагские трамвайные магистрали будут приносить грандиозную прибыль. Он будет сливать воедино компании и вкладывать капиталы. Многочисленные новые линии, для строительства которых Маккенти обеспечит ему грошовые концессии, вскоре будут стоить миллионы долларов и всецело принадлежать ему; прежние директора Северной стороны не получат процентов от этих предприятий. Мало-помалу, год за годом трамвайные линии, формально контролируемые старой компанией, фактически принадлежащие ему, станут лишь частью, ядром крупнейшей системы новых линий, которые он построит повсюду. Потом наступит черед Западной стороны и, может быть, даже Южной стороны. Он может стать единственным владельцем трамвайного транспорта в Чикаго! Он может стать самым влиятельным капиталистом в Чикаго и одним из немногих великих финансовых магнатов США.

Ему было хорошо известно, что в любых начинаниях, где желательно иметь на свой стороне общественное мнение и пользоваться расположением избирателей, всегда нужно иметь в виду газеты. Поскольку Каупервуд уже сейчас жадно посматривал в сторону двух туннелей – на случай захвата железнодорожной компании Западной стороны и для реорганизации компании Северной стороны, – нужно было подружиться с разными издателями. Как это сделать?

Не так давно из-за большого притока местного населения и эмигрантов – тысяч и тысяч людей всех родов и сословий, жаждущих получить работу в бурно растущем городе, – и в силу распространения сомнительных идей различных радикалов – анархистов, социалистов, коммунистов и еще бог весть кого – вопрос формирования гражданского общества в Чикаго стал весьма острым. В мае того года, когда Каупервуд стал разворачивать дела в выгодном для себя направлении, произошло неожиданнее и громкое событие. На Западной стороне, в популярном месте для общественных собраний под названием Хеймаркет, на одном из рабочих митингов, который называли анархистским из-за речей некоторых ораторов, взорвалась бомба, брошенная каким-то фанатиком и убившая или искалечившая нескольких полисменов, легко ранив еще полтора десятка человек. Подобно вспышке молнии, это высветило проблему классовой борьбы и придало ей окраску, ранее немыслимую для жизнерадостного, оптимистичного и практичного американского ума. Словно извержение вулкана, это происшествие изменило экономический ландшафт. Люди начали глубже задумываться о своих гражданских правах. Что такое анархизм? Что такое социализм? В конце концов, какие права имеют простые граждане в экономике и политике? Это были животрепещущие вопросы, и после взрыва бомбы, которая произвела действие валуна, упавшего в воду, круговые волны размышлений и суждений продолжали расширяться, пока эхо не достигло дальних рубежей – редакций газет, банковских контор и другие финансовых учреждений, а также кабинетов влиятельных политиков.

Впрочем, Каупервуда не смущало развитие событий. Он не верил в силу народных масс или в их неотъемлемые права, хотя и сочувствовал положению отдельных людей. Он твердо верил, что такие люди, как он сам, были посланы в мир с целью навести порядок. В те дни он довольно часто видел людей с их лошадьми, толпившихся у трамвайного парка, и дивился их состоянию. Большинство напоминали животных – терпеливых, замученных, равнодушных. Он думал об их ветхих домах, тяжелом рабочем дне и жалкой зарплате и что для них можно сделать только одно – платить им достойные деньги (что он и собирался сделать). Они ведь не могли понять его мечты и прозрения, не могли разделить стремления к известности и влиянию в обществе, к чему он стремился. Наконец он решил, что будет полезно побеседовать с издателями газет. Когда он поделился с Эддисоном своими планами, банкир выразил сомнение. Он не верил газетчикам.

Эддисон знал, какие мелкие политические игры они ведут, враждуют между собой, продаются за ничтожные деньги.

– Вот что я вам скажу, Фрэнк, – однажды заметил он Каупервуду. – Вам придется вести дела с ними только в белых перчатках. Как вам известно, старые газовые компании до сих пор имеют большой зуб на вас, несмотря на то что вы теперь крупнейший акционер. Шрайхарт вас, мягко говоря, недолюбливает, а он фактически владелец «Кроникл». Риккетс напишет у себя в газете все, что ему продиктуют сверху. Хиссоп, владелец «Мейл» и «Транскрипт», – человек независимый, но он пресвитерианин и безразличный самодовольный моралист. «Глоуб», газета Брэкстона, практически принадлежит Мерриллу, но сам Брэкстон весьма приятный малый. А старый генерал Макдональд из «Инкуайер» – это старый генерал Макдональд. Все зависит от того, с какой ноги он встанет утром. Если вы ему понравитесь, он может стать вашим преданным сторонником до тех пор, пока вы поддерживаете его нравственные устои. Он славный толстяк, и я люблю его. Ни Шрайхарт, ни Меррилл, ни кто-либо не получат от него ничего, пока он сам не захочет что-нибудь дать. Впрочем, ему уже недолго осталось, и я не доверяю его сыну. Хейгенин из «Пресс» обычный человек и, думаю, дружелюбно относится к вам. Полагаю, что он поддержит вас во всем, что считает разумным и справедливым. Вот и все, что можно сказать о них в целом. Если можете, перетяните их на вашу сторону. Сейчас не нужно рекламировать идею туннеля на улице Ласаль. Пусть станет известно в свое время. Главное в этом деле – избежать конкуренции с другими компаниями. Теперь Шрайхарту предстоит крепко задуматься. Что касается Меррилла… Что ж, если вы пообещаете ему выгоду для его торговли, полагаю, он не будет возражать.