Йонас Довидайтис - Секретная почта

Вскоре я остановил машину у центральной усадьбы возле белого здания с высокими колоннами. Вокруг был мирный деревенский пейзаж. Покрытые серебристой весенней листвой, шумели столетние липы. Весело крякали утки. Из сада доносилось девичье пение.

Как здесь хорошо! Как темен и холоден наш древний город с его тяжелыми каменными громадами и узенькими улочками…

Директор медленно направился к зданию, в то время как я стал разглядывать завхоза, которого, как я потом узнал, местные жители из-за его длинных, седых и отвислых усов прозвали «Пилсудским».

Откуда-то появился парень с пушистой кудрявой бородкой. Он зевал со скучающим видом и поглядывал по сторонам. Это, как выяснилось, был научный сотрудник Аугутис.

Подойдя ко мне и узнав, что «голубенькая» — новый лимузин товарища директора, он потеребил свою бородку и спросил:

— Нет ли у вас закурить?

Осмотрев мою «Победу», он мечтательно произнес:

— На старой машине мы разъезжали по опытным участкам. А в этой будет курсировать по асфальту лишь директор да его жена… Даже царь Соломон не мог бы придумать лучше!

Когда я сдавал машину в гараже, подбежала рыжеволосая секретарша и захлебывающимся от волнения голосом сообщила, что меня приглашает директор.

Хотя в кабинете было тепло, директор сидел все в том же пиджаке и меховой телогрейке. Лицо у него было пунцово-красное, будто перезревший томат. Он что-то писал. Секретарша словно мышь юркнула за дверь.

— Поговорим как мужчины… — произнес Кетис. — Садись…

Это было неслыханно интересное предложение. Золотой человек этот директор экспериментального хозяйства! А как он умеет сочувствовать, как проницательно все заранее предвидит. Я крепко, с благодарностью пожал ему руку.

В сильном волнении, не медля ни минуты, я бросился прямо на фабрику, к жене. Она вышла ко мне удивленная:

— Несчастье? Ребенок заболел?

— На наш лотерейный билет выпал самый крупный выигрыш!

Я хотел было схватить ее в объятья, но она попятилась:

— Осторожно! Мы только что разливали серу!

Фелиция выслушала мой торопливый рапорт, поджала губы, но ничуть не обрадовалась.

— Мы должны подумать. Хорошенько подумать… — сказала она. — Иди домой. Вернусь — поговорим.

И вот мы опять в нашей комнатушке. Темное, старомодное помещение с потолком в виде круто изогнутых арок. В окошко виднеются городские крыши — целое море черных замшелых черепиц. И в нем, будто огромные корабли, застывшие колокольни костела. Они похожи на две короны, увенчанные крестами. Вокруг них пестрят и переливаются бисерной лентой обитатели колоколен — голуби. Вот одна из стаек вспорхнула и поднялась. У меня сжалось сердце. Мы с Фелицией так и не могли вырваться из этого мрачного здания… Мне вдруг вспомнились зеленые луга, ручьи, поросшие черемухой овраги, соловьиные трели…

Фелиция вначале слушать не хотела.

— Разве можно бросить работу? Что скажет бригада? Как я людям в глаза посмотрю?..

— У этих котлов с кислотами и серой ты совсем осунулась… — убеждал я Фелицию. — Глянь на фотографию, что висит на стене. Какой свежей, какой молодой ты была, когда мы познакомились в клубе связистов. А теперь…

Я, конечно, сильно кривил душой, дабы склонить ее на свою сторону. И сегодня моя жена для меня самая красивая женщина в мире. Но ведь женщины очень чувствительны, когда речь идет о красоте. Как знать, может, так мне удастся ее уговорить?

— А ты лучше посмотри на свою плешь, — отрезала она. — Когда ты ухаживал за мной, шевелюра у тебя была как у поэта. А сегодня… Фу!

Она рассмеялась, мы поцеловались, и совещание продолжалось.

— Во-первых, у нас будет отдельный домик… — я загнул один палец. — Сам своими собственными глазами видел этот домик. Пока не закончат стройку двухэтажного, в нем каких-нибудь два месяца будет жить зоотехник. А когда он переедет, деревянный домик перейдет в наше владение. Теплая, сухая квартира из двух комнат, кухня, чулан. У самого окна — огород. На грядках будут расти укроп, лук, помидоры, фасоль… Посадим яблони, груши, сливы. Тут же соорудим скамейку. Сядем на нее, а у подножья обрыва — река. Вид как в Швейцарии! Ты будешь работать в детском саду поваром. Это уже решено. Так сказал товарищ Кетис! — я загнул второй палец… — Наконец, обе девочки будут с нами. Детсад совсем маленький — всего пятнадцать ребят. Всех и забот-то кот наплакал. Каких-нибудь две-три миски супа! А вернувшись с работы, займешься нашими девчурками… Как настоящая мать! Ведь теперь ты их совсем не видишь… Свежий воздух для детей — это всё. Пожалей хотя бы девочек. Пойми: нам предлагают жить на настоящем курорте, а ты упрямишься как коза… Будем получать две зарплаты, жить вместе; будем есть свежие овощи, держать поросенка, а наши девочки будут бегать, собирать цветы и плести венки… Фелиция, ты слышишь? Чего ты так долго думаешь?

В воскресенье я все же соблазнил Фелицию, и мы отправились на экспериментальное хозяйство. Ехали поездом и вскоре вышли на небольшой станции. Когда мы вошли в бор, мне почудилось, будто к нам вновь вернулись первые дни нашей дружбы. Схватившись за руки, мы бежали вперед и дурачились, как дети. Остановись, с любопытством следили за резвящейся на дереве белкой. Прижимались к старому дубу и слушали шелест его листвы.

Фелиция собрала букет полевых цветов. Несколько фиалок она воткнула мне в петлицу.

— Все это наше… — сказал я. — Все прелести лесных запахов, пенье птиц…

Фелиция счастливо улыбалась.

Придирчивым глазом хозяйки оглядела она красный домик с белыми ставнями. Мы стояли у крутого обрыва. Глубоко в овраге синела река. Пахло черемухой.

— Когда-то здесь резвились графские дочери, — шептал я жене. — А теперь будут гулять дети Фелиции и Антанаса…

Я наконец победил. Даже, может быть, не я, а эта весна. Или в этом была повинна горячая кровь моей подруги, ее чуткое сердце!

Вскоре я написал заявление и отнес его управляющему химбазы. Тот, прочтя, стукнул кулаком по столу.

— Ну и прохвост этот Кетис! — рассвирепел управляющий. — Самого лучшего шофера переманил… Если бы знал, доброго слова за тебя не замолвил… Думал, ротозей какой-нибудь попался, а он, гляньте, экую штуку отколол. Ограбил, среди бела дня ограбил!

Расставаясь с подругами по цеху, Фелиция сильно нервничала. Был даже организован прощальный вечер. Правда, прошел он не совсем удачно… Больше слез было, чем радости. Думали какую-то новую бригаду организовывать, а теперь все распалось.

Фелиция вначале места себе дома не находила, металась, упрекала меня, что я в болото ее тяну. Но потом успокоилась.

— Там хорошо будет девочкам… Вся семья вместе…

Как солидного научного работника отвез я Фелицию в машине и представил директору. Он остался доволен.