Валерий Алексеев - Игры на асфальте

Минуту Коновалов беззастенчиво в упор смотрел на нее, буквально ощупывая ее взглядом, как конюх лошадку. Под этим взглядом Тоня съежилась и как бы озябла.

— Ве-ли-ко-леп-но. — Коновалов остался доволен осмотром, оставил Тоню в покое, и лицо его кисло и весело сморщилось. — Никто меня не знает — и все гуртом кидаются на меня посмотреть. Так кто же придумал всю эту бодягу?

Словечко «бодяга» еще не успело тогда навязнуть у всех в зубах, и Тоня с Маргаритой — обе разом — фыркнули.

— Кончай ты, Андрей! — сказала Маргарита. — Если ты меня имеешь в виду, то я же тебе все объяснила. Я просто…

Она повела в воздухе дымящейся сигаретой, многозначительно посмотрела на меня. Я сохранял спокойствие: мне-то что — это уже ваши игры.

— Вот то-то и оно, что просто, — ответил, не глядя на нее, Коновалов и выдержал паузу, в продолжение которой Маргарита должна была покраснеть, но краснеть она, по-видимому, не умела. — Что мне теперь прикажете делать? Самому звонить в милицию или ждать, пока вызовут?

Мы молчали.

— Ну, лады. — Коновалов откинулся к спинке кресла. — Так в котором часу ты, Григорий, видел этого человека?

— Примерно перед обедом, — ответил я.

— Блеск и нищета, — Коновалов хрустнул пальцами. — У тебя что же, нет часов?

Я пожал плечами. Откуда у меня часы? Обычно я спрашивал время у взрослых, чтобы подгадать обед к двум, но вчера Сидоров вляпался в вар и спутал все карты. Если бы не это происшествие, мне не пришлось бы идти к Тоне чистить штаны, я не увидел бы чужое лицо в окне Маргариты, а следовательно, не столкнулся бы с Кривоносым. И не сидел бы сейчас в гостиничном номере в обществе этого ненужного мне человека.

— Ты был у меня в половине первого, — сказала Тоня, глядя почему-то не на меня, а на Маргариту.

«О боже мой, — подумал я, — ну, всем известно, что ты меня любишь, что ты готова за меня в огонь и воду. Зачем же это на каждом шагу демонстрировать? Тогда уж повесь на шею табличку: «Люблю Кузнецова» — и так ходи».

— Без пятнадцати час пошел к Ивашкевичам, а вернулся через полчаса. И опять ушел. А в три часа мы пошли тебя искать…

— Никому не интересны эти подробности, — оборвал ее я, и Тоня посмотрела на меня округлившимися от изумления глазами.

— Вот это другое дело, — одобрительно сказал Коновалов. — Значит, без пятнадцати час, и так далее. Но на этот срок у меня, хорошие мои, бесспорное алиби. Знаете, что такое алиби?

Мы, разумеется, знали — все, за исключением Максима. Но Максим сидел тихо, держа в обеих руках яблоко, и серьезно смотрел на Коновалова.

— Посмотрите-ка, — Коновалов сухо улыбнулся, — малыш меня так и просвечивает. Как тебя звать, бесстрашный ловец рецидивистов?

Максимка ответил.

— Как полагаешь, Максим, похож я на грабителя?

— Да, похож, — тихо сказал мой братишка и, зашевелившись, положил яблоко на стол. Он и принял это яблоко из одной только вежливости, чтобы не обидеть человека, который вызволил нас в вестибюле.

Тоня охнула, Маргарита захохотала, а я сердито зыркнул на Макса, и он ответил мне растерянным взглядом: а что такого особенного? Спросили — ответил.

— Ну, вот видите, не все так просто, как кажется, — без тени улыбки сказал Коновалов. — Мнение ребенка обжалованию не подлежит…

— Он имел в виду, что вы внешне похожи… — вставил я.

— Это мне как раз и не нравится. Где-то по Москве ходит человек, похожий на меня как две капли воды…

Коновалов выжидающе повернулся ко мне.

— Нет, зачем «как две капли воды»? — возразил я. — Может быть, я неточно описал…

— Очень точно, — перебила меня Маргарита. — Один к одному Андрей Коновалов.

— Ну, словесный портрет — штука слабая, — задумчиво сказал Коновалов, — он срабатывает только в детективах. Скажи, Гриша, на какого-нибудь киноактера этот человек похож?

Я подумал.

— Немного на этого, из «Карнавальной ночи». «Есть ли жизнь на Марсе…» Только моложе.

Все засмеялись. Фильм «Карнавальная ночь» был настоящим событием в тогдашней жизни, остряки раздергали его текст на цитаты, песни из «Карнавальной ночи» были у всех на слуху. Странно и грустновато сейчас вслушиваться в слова этих песен, такие непоправимо старомодные: «Всем хорош тот славный парень был…» Да о чем говорить? Даже строчки: «Наши чувства крепки, как степные дубки» — не вызывали в те времена ни у кого улыбки.

— И не такой смешной, — поспешил я добавить, потому что лицо Кривоносого стало быстро гаснуть у меня в памяти, уступая место лицу ни в чем не повинного актера Филиппова. — Более… более…

Я хотел сказать «более благообразный», но слова нужного у меня не нашлось.

— Остается вспомнить, — заговорил Коновалов, — нет ли среди друзей семьи Ивашкевичей кого-нибудь похожего на актера Филиппова.

Маргарита нахмурилась, припоминая, погасила сигарету и стала тут же вытряхивать новую. Коновалов быстро перегнулся через стол и отобрал у нее пачку.

— Ну, во-первых, сам Филиппов у нас бывал… — недовольно сказала Маргарита. — А больше никого такого нету.

— А почему обязательно искать среди знакомых? — спросил я с вызовом.

Мне стало обидно: ищешь, ищешь, ломаешь себе голову, и вдруг какой-то великовозрастный балбес вламывается в игру, как хозяин. Очень мне не понравилось, как Коновалов отобрал у Маргариты пачку: слишком по-хозяйски это у него получилось. И она не удивилась — ни вот на столечко.

— Да потому, что этот человек кое-что знает, — уверенно ответил Коновалов.

Я пожал плечами: что такого особенного знает Кривоносый? Ничем он не проявил своего знания.

— А повтори-ка, пожалуйста, слово в слово, о чем ты его спросил, — потребовал Коновалов.

— «Позовите, пожалуйста, Женю», — угрюмо сказал я и представил себе: вот я стою на площадке, Кривоносый в дверях, только лицо у него теперь совершенно определенно из «Карнавальной ночи».

— Ну, и что он тебе ответил? — настаивал Коновалов.

Я поднапрягся: вспомнить это было не просто.

— «Женя твой на даче и вернется не скоро, если, конечно, погода…»

— Так, — остановил меня Коновалов. — Ты уверен, что он сказал «Женя твой», а не просто «Женя»?

— Ну, уверен, — пробормотал я. — А какое это имеет значение?

— Он же мог сказать «твоя Женя», — быстро сказала Тоня и осеклась, встретив мой хмурый взгляд.

— Правильно, хорошая моя, — проговорил Коновалов, отчего Тоня вновь зарделась и потупилась. — А ты, Григорий, не смотри так грозно. В доме есть мальчик и девочка, имя «Женя» годится для обоих…

И Коновалов стал оживленно объяснять мне то, что я давным-давно уже понял.

— Откуда постороннему знать, кого ты имеешь в виду? Парень ты взрослый, вполне можешь ходить в гости к девочкам. Разве не так?

— Он предпочитает, чтобы девочки сами к нему ходили, — заметила Маргарита, но Коновалов оставил ее реплику без внимания.