Сюсаку Эндо - Посвисти для нас

— Не надо меня опять грузить. В Америке испытывают новые препараты на заключенных…

Тахара удивленно посмотрел на Эйити. Взгляд его сделался печальным.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Все, хватит! Не будем больше об этом.

Эйити тряхнул головой и криво улыбнулся. От их спора все равно не будет никакого толку. Они с Тахарой думают по-разному и, сколько бы они ни говорили, договориться все равно не смогут.

— Мы врачи. Как у всех людей, у нас есть амбиции, нам хочется признания… Но врач… — Тахара говорил тихо, будто самому себе, — …помимо всего прочего — врач! Он помогает людям.

— Все понятно. У меня работа. Мне надо идти.

Эйити обернулся.

Тахара в ответ пробормотал невесело:

— Полагаю, мы больше уже не увидимся.

— М-м. — Эйити покачал головой и повернулся спиной к человеку, который был его другом со студенческой скамьи. — Что я могу сделать, раз ты так считаешь.

Айко приснился сон.

Она ходила к мужу на могилу. В больнице самым большим ее желанием было до операции привести в порядок его могилу.

Купив цветы и позаимствовав ведро и метелку, она неслышно шагала по погруженному в тишину кладбищу.

Почему-то во сне действие происходило осенью. Она обратила внимание, что там и сям могилы были украшены хризантемами. Вокруг могил разрослись космеи.

«Хорошо бы посадить у него космеи», — подумала Айко.

Эти цветы буйно цвели в Нигаве, в саду при родительском доме ее мужа. Осенью сад пестрел розовыми и белыми цветами. Пчелки с жужжанием перелетали с цветка на цветок в поисках нектара.

Иногда мужа отпускали домой с военно-морской базы в Курэ, где он служил. Ему безумно нравились эти цветы.

— Мы их специально не сажали… Ветер принес откуда-то семена, и вот что получилось, — рассказывал муж.

Поэтому в округе не было ни одного дома, где бы не росли космеи. Ветер переносил невесомые семена, и цветы разрастались вдоль дороги.

Айко повыдергивала окружившие могилу мужа хилые сорняки, смела их веником, вылила воду на могильный камень.

— Я не смогу приходить к тебе какое-то время. Мне должны делать операцию, — прошептала она, сложив перед собой руки. — Извини.

— У тебя операция? — спросил ее на ухо муж. Его голос звучал молодо, как в то время, когда муж ушел на войну и не вернулся.

— В жизни человека бывают моменты, когда ему приходится идти в бой. Сейчас наступило время твоей войны. Ты должна вытерпеть и победить, как бы тяжело ни было!

— Да!

Айко верила, что сможет превозмочь себя, выстоять и вытерпеть.

— Все будет в порядке. Я ведь со всем справлялась, когда нас эвакуировали в Сюдзан.

— Именно!

Она увидела перед собой мужа. Он кивнул, его мужественное загорелое лицо озарила улыбка. Белоснежная, ослепительная.

— В поле у меня здорово получалось. Даже местные крестьяне хвалили. Как же мне хочется угостить тебя овощами, которые я выращивала!

Айко представила, как управляется с мотыгой. До того она никогда не держала ее в руках, но благодаря силе воли смогла справиться с этим инструментом. Думая о погибшем муже, разговаривая с ним, она вспоминала, как вспахивала поле мотыгой. День за днем, день за днем. Выматывалась так, что, когда наступали сумерки и солнце закатывалось за горную гряду Китаяма, буквально валилась с ног от усталости. Это был лучший способ забыть о своем горе.

— Самое тяжелое для тебя время было, когда ты узнала, что я погиб? — спросил муж.

— Да. И еще когда мы запустили воспаление легких у нашего малыша. Я так виновата перед тобой…

— Не надо. Просто врач тогда не смог приехать.

Айко покачала головой, стараясь отодвинуть в памяти день скорби…

Почувствовав чье-то присутствие, Айко чуть-чуть приоткрыла глаза. В дверях палаты стояла медсестра. В правой руке она держала корзину цветов.

— Как вы себя чувствуете, Нагаяма-сан?

Айко едва заметно улыбнулась. Это усилие потребовало всех ее сил.

— Тут вам цветы прислали. Поставить в коридоре?

После того как состояние Айко ухудшилось, все цветы в горшках, которые стояли в ее палате, вынесли в коридор. От их аромата ей было трудно дышать.

— Да, — едва слышно отозвалась она. — От кого?

Медсестра сунула руку в корзину и достала маленький конверт.

— Как это читается? Хэймоку [40] Иероглифы, которыми пишется фамилия Хирамэ, могут также читаться как Хэймоку. ? Два иероглифа. Хэймоку… Я поставлю в коридоре. Скоро придет доктор. Если вам что-то понадобится, нажмите на кнопку…

Хэймоку… Нет! Хирамэ. Воспоминания далекого-далекого прошлого ожили в голове Айко. Тот парень из школы Нада. Они все время бегали за ней и ее подругами.

«Но почему Хирамэ?..»

Сквозь туман в голове Айко вспомнила, как к ней приходил приятель Хирамэ. Он рассказал, что Хирамэ взяли в армию и он там умер, и достал из кармана авторучку. Это она тоже помнила.

«Человек погиб… как же он корзину с цветами?..»

Однако охватившие Айко усталость и апатия не давали ей разобраться, как такое может быть. Она уже не отличала живых от мертвых. Смерть уже опускала свой покров на ее лицо, подобно тени, которая заглянула через окно в ее палату.

Теперь ей снился другой сон. Ночь, когда в Сюдзане умер ее малыш.

Врача все не было. Человек, отправившийся за ним, вернулся и сказал, что доктор уехал к больному в другую деревню и приедет не раньше чем через два часа.

Ребенок спал в маленькой кроватке, его личико пылало, белки закатились. Он дышал тяжело — дыхание больше походило на хрип. Айко клала ему на лоб мокрое полотенце, которое почти сразу приходилось менять на другое.

Едва слышно звякнула на печке жестянка с лекарством. Свекор Айко стоял в коридоре перед стеклянной дверью.

— Снег пошел, — пробормотал он с болью в голосе.

Уже поднималась серая вечерняя дымка. Айко видела, как в ней танцуют крупные белые снежинки.

— Ну где же врач? — раз за разом бормотал себе под нос одну и ту же фразу свекор.

Во сне Айко почувствовала, как кто-то поднимает ее левую руку, и вновь открыла глаза.

У ее изголовья стояли Утида и Курихара. Им показалось, что она еще спит.

— Прекратите инъекции.

— Хорошо.

— Жаропонижающее давали?

— Два часа назад.

— Что ж, через два-три дня может наступить кризис.

Измученная Айко краем уха слышала обрывки этого разговора.

В тот вечер Эйити опять вернулся домой довольно поздно. Одзу слышал, как сын устало мыл руки в туалетной комнате. Он понял, что изменений к лучшему в состоянии Айко не произошло.

— Добрый вечер! — Эйити чуть отодвинул створку фусума [41] Легкая раздвижная стена в японском доме. и, просунув голову в щель, заглянул в гостиную.

Одзу окликнул сына, когда тот прямо из туалета направился к себе вверх по лестнице: