Селия Рис - Ведьмина кровь

Вокруг нас дремучий лес. Иногда он расступается просторной дорогой, а иногда превращается в непролазные дебри. Нужно все время расчищать мелкую поросль под ногами, а иногда, чтобы могли проехать телеги, приходится рубить целые деревья. Тогда Тобиас и другие мужчины работают топорами, и вокруг стоит оглушительный звон.

Мы едва продвигаемся. Под лиственным куполом жарко, ветер сюда не проникает, и нам ужасно докучают насекомые.

Я потеряла счет дням.

У нас достаточно провизии, и, кроме того, в лесу полно еды, однако если бы не индейцы, мы бы погибли от жажды. Мы сами не нашли бы воду, а они знают здесь каждый родник и ручеек. Они также водят мужчин на охоту, и так у нас на обед появляются индюшатина и оленина. Помимо прочего, индейцы приносят из чащи орехи, фрукты и травы.

Мы идем, пока длится световой день. Зеленые своды леса прячут солнце, но на закате стволы окрашиваются в желтый, рыжий и красноватый, а тени становятся длинными и густыми. Так мы понимаем, что пора разбивать ночлег.

Когда свет уходит, наступает абсолютная темнота: не видно ни луны, ни звезд. И вместе с ночью приходит страх. Страх неизвестности. Страх того, что может прятаться во тьме. Он способен расшатать самую крепкую веру. Преподобный Корнуэлл молится о нашем спасении и защите от вреда:

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…

Но даже его голос дрожит.

Это называется словом «глушь», но здесь совсем не тихо. Ночью раздаются скрежет и вой, крики существ, о которых в Англии забыли много веков назад. В этих лесах водятся волки, медведи и огромные дикие кошки. Мужчины по очереди несут вахту с мушкетами наготове.

Но лес — также царство Сатаны, а против него оружие бессильно. Преподобный твердит, что уберечь от зла может только молитва, но, вопреки его наставлениям, люди начали вспоминать истории о черном духе, про которого говорили в Сейлеме. И об эльфах, гоблинах и прочей английской нечисти: теперь кажется, будто они рыщут во мраке вокруг спасительного света костра.

Мы сидим плотным кольцом, повернувшись к лесу спиной, а лицом к огню. У индейцев отдельный костер поодаль. В бескрайней мгле его пламя кажется искоркой. Но они чувствуют себя в лесу как дома, а если и ощущают в темноте угрозу, то не подают вида. Они готовят себе место для ночлега из того, что под рукой: нагибают молодые деревца, делают навесы из листвы, а постель — из папоротника и сухих листьев. Наутро все выглядит так, словно людей здесь и не было.

Я выросла в окружении леса и потому не боюсь его. Джонаса тоже ничто не пугает: говорит, что в России и Богемии леса такие же огромные. Ночью он ходит к индейцам, чтобы они рассказали про незнакомые местные растения — как они называются и какие у них свойства. Он проводит долгие часы за этими разговорами, а потом возвращается и записывает все в тетрадь. Заодно он нарисовал там одежду туземцев и схему укрытий, которые они сооружают на ночь из веток и листьев.

Многие считают, что все индейцы на одно лицо, и видят в них лишь дикарей. Но Джонас говорит, что они принадлежат к разным народам и разговаривают на разных наречиях. Эти двое — пеннакуки, их племя живет к северу отсюда. Юношу обучали белые люди, поэтому он так хорошо владеет английским. Он переводит беседы Джонаса с дедом, который плохо говорит по-нашему, но знает все о растениях.

Бывают дни, когда даже неутомимый Джонас падает от усталости. Мы преодолеваем все новые препятствия: реки и болота, через которые надо переправляться, холмы, на которые приходится карабкаться, и все те же густые заросли, сквозь которые мы продолжаем прорубать дорогу.

Некоторые уже еле волочат ноги, но если сильнее нагрузить телеги, то лошади и волы могут выбиться из сил, поэтому на телегах едут немногие.

Но, несмотря ни на что, мы продвигаемся вперед — метр за метром, продираясь сквозь чащобу с решимостью, которая впечатляет даже индейцев.

Прошлым вечером на закате мы поднялись на возвышение — хорошее место для ночевки. Лес обступал нас со всех сторон, насколько хватало глаз, и зеленые кроны напомнили воды океана, который мы пересекли. А потом солнце, прощаясь, высветило холм вдалеке.

— Смотрите! Смотрите! — раздались голоса.

С холма поднимались тоненькие струйки дыма — первые признаки человеческого жилья за всю дорогу. Туземцы? Проводники покачали головами.

— Это огонь белых людей, — сказал молодой индеец и отвернулся. — Место называется Бьюла. Вы ее и искали.

Все стали благодарить Господа, многие прослезились. Некоторые даже упали на колени, сложив руки. Такой способ молитвы не приветствуется, но преподобный Корнуэлл не стал никого отчитывать. Он ликовал больше всех — лицо его разрумянилось, а по щекам текли слезы.

— Мы нашли нашу землю обетованную! Вот он перед нами — Город на Холме. Бьюла, Невеста Господня!

Холм оказался дальше, чем мы думали. Сперва мерещилось, что он близко, рукой подать, но нас ввели в заблуждение обманчивый вечерний свет, а также надежда и радость. Между нами и Бьюлой пролегают другие холмы — еще много миль холмов и леса, которые придется преодолеть, чтобы дойти.

Как только мы спустились с холма, бескрайняя чаща поглотила Бьюлу.

Я даже испугалась, что поселение нам привиделось, словно мираж, но постепенно деревья начали расступаться. Кто-то вырубал здесь лес и пытался проложить дорогу: все ямы были засыпаны. Но ей почти не пользовались, земля заросла травой и сорняками.

Деревья вокруг сухие или полузасохшие. Я удивилась: что за напасть? Джонас показал на стволы: с них были кольцами срезаны большие куски коры. Деревья от этого умирают, и тогда их проще срубить. Белые люди научились этому у индейцев. Так расчищают землю для посадок. Мы явно приближались к поселению.

Наш путь продолжался без привычных звуков: без птичьего щебета, без шуршания животных в зарослях. Стояла тишина. Лишь скрипели стволы и разносился стук дятлов. Звук был странный и какой-то зловещий, словно мы шли дорогой призраков.

Наконец мы подошли к долгожданному холму. У подножья извивалась река, а склон был усеян маленькими домиками. Из труб шел дым. Лес вокруг полностью вырубили, а землю превратили в посевные поля. Мужчины и женщины суетились по хозяйству: кто-то чинил крышу, кто-то развешивал белье, кто-то выпалывал сорняки, рыхлил землю и окучивал грядки. Мы шли много недель, невзирая на препятствия, а сейчас почему-то не решались сделать и шага, просто стояли и смотрели на них.

И тут один человек на холме поднял голову и вскрикнул. Крик подхватил другой голос, затем следующий. Кто-то побежал вверх по склону, разнося новость, и вскоре уже вся Бьюла спешила вниз. Тогда и наш караван, стоявший до сих пор неподвижно, оживился. Подхватив детей на руки, все вдруг разом побежали, в усталых ногах внезапно проснулась новая сила.