Селия Рис - Ведьмина кровь

Они встретились между городом и лесом — старые друзья, соседи, родственники. Бросились друг другу на шею и вознесли хвалу Господу.

Мы с Тобиасом и Джонасом наблюдали воссоединение со стороны. Никто нас не ждал, никто не бежал к нам навстречу. Индейцы тоже стояли поодаль. Старик пробормотал что-то на своем языке. Это прозвучало как молитва, хотя могло быть и проклятьем, откуда мне знать? Затем они повернулись и ушли в лес так же тихо, как появились.

Август 1659

Нас поджидала не только радость. Марта выяснила, что одна из ее сестер умерла, а другая изменилась до неузнаваемости. Малютка Энни стала миссис Энн Фрэнсис — супругой Эзикиела Фрэнсиса, уважаемого члена совета общины. Марта рассказывала, что в Англии Эзикиел был простым рабочим, но здесь он крупный землевладелец, один из главных людей в поселении. И миссис Фрэнсис изъявила желание, чтобы сестра была при ней служанкой, а я — на побегушках.

— Я не за этим пересекла океан. И ты, Мэри, не за этим. Мы приехали быть свободными людьми, — сказала Марта.

Джонас и Тобиас предлагают нам четверым объединиться. Они будут строить дом, а мы — вести хозяйство. Собственность мы поделим поровну. Никто из нас не хочет никому прислуживать. Миссис Фрэнсис не в восторге от этой новости, но ничего не может поделать.

Марта не единственная, кто разочарован. Джон Риверс надеялся найти здесь братьев, а узнал, что они ушли. Когда он спросил куда, поселенцы пожали плечами. Когда он спросил почему, то ответили, что это место не для всех. Зато миссис Риверс встретила родню: сестру и зятя. Они здесь влиятельные люди. И Сара стала уговаривать мужа остаться, объясняя, что слишком устала от дороги, чтобы искать его братьев, да и детям нужен дом. К тому же земли здесь в достатке для каждого, кто готов ее возделывать.

Ребекка призналась мне, что отец недоволен. Мистер Риверс здравомыслящий человек, его опасения понятны: братья знали, что он приедет, так что заставило их уйти, даже не оставив записки? Но лето заканчивается, а куда они держали путь — никто не знает. В итоге он поддался на уговоры жены и Ребекки. Риверсы остаются.

Я этому рада. Ребекка — моя единственная подруга за целую жизнь, и я бы по ней ужасно скучала. Тобиас молчит, но я знаю, что он тоже рад.

Сентябрь 1659

Вейны — большая семья, поэтому строят они быстро. У них практически отдельная деревня, где правит Джетро Вейн — жадный и вздорный мужчина, который уже пытался оспорить часть выделенной нам земли. У него нет никаких бумаг, поэтому он ничего не может доказать, но это не мешает ему постоянно возмущаться. Еще он держит стадо вредных свиней, которые бродят повсюду, — мне кажется, он нарочно выпускает их на волю, чтобы они вытаптывали наш надел. Тобиас обещал построить забор, но пока их вынуждена гонять я.

У нас нет родственников, и мы должны справляться сами, а дел невпроворот. На постройку остается мало времени: до холодов всего два месяца, максимум три. Нам выделили много земли, но ее предстоит еще расчистить от леса и возделать.

Работы бесконечно много, но по воскресеньям никто не работает, потому что сказано: «…шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему. Не делай в оный никакого дела…»

День воскресный здесь строго соблюдается. Не зажигают огня, не готовят еду, не кормят скот. Большую часть времени люди проводят в доме собраний на вершине холма. Туда ведут все дороги в поселении, словно спицы в центр колеса, и это самое заметное здание в Бьюле: с фасадом на юг, с четырехугольной крышей и башенкой посередине. Фундамент сложен из крупных, видавших виды камней, которые возвышают дом над землей. К дверям ведет каменная лестница. Стены — из грубых некрашеных досок, и с одной из них неровным рядом свисают волчьи головы. Доски испачканы кровью и ржавчиной. Это напоминание людям об опасностях, таящихся в лесу, и предостережение волкам: здесь появился новый хозяин.

Не знаю почему, но волки вызвали у меня восхищение. Раньше я никогда их не видела — ни живых, ни мертвых. Эти — мертвее некуда. Одни головы совсем разложились, на черепах висят клочья гнили, а другие относительно свежие, и на мордах застыла ярость. Шерсть пересохла, а смерть подернула глаза мутно-синим, но окровавленные клыки все еще скалятся, сопротивляясь судьбе.

— Этого я сам пристрелил.

Я вздрогнула. Рядом со мной стоял старик и тыкал узловатым пальцем в одну из голов.

— Я сам, Том Картер! А вон та тварюга мне в капкан попалась…

Я уже видела этого чудака и знаю, что он живет у самой опушки леса. Когда я впервые набрела на его шалаш, сляпанный из грязи и соломы, то приняла его за стог сена. У Тома нет зубов, и от него разит дешевой выпивкой.

— Ты тут недавно, да?

Я кивнула.

— Это, часом, не ты по лесу шляешься?

Я снова кивнула. Несколько раз я ходила в лес, чтобы получше узнать окрестности.

— Остерегайся их, деточка, — он кивнул в сторону волчьих голов. — Они не больше собаки, но в каждом столько ярости, что растерзает мигом — пикнуть не успеешь.

Дверь дома собраний завешана объявлениями — некоторые новые, другие пожелтели и текст на них не различить. Здесь в основном сообщения о свадьбах, а также разнообразные приказы и запреты:

«Сим строжайше воспрещается…»

Бьюла живет по строгим законам в соответствии с Господними заповедями. Любого, кто пойдет против правил, могут заковать в колодки, высечь или вовсе выгнать из поселения.

На воскресную службу приходят все как один. За пропуск строго наказывают. Проповеди длятся часами. Теперь преподобный Корнуэлл у нас в роли Авраама, а преподобный Джонсон — в роли Моисея, они часто вещают по очереди.

Мы сидим на деревянных скамьях — на одной половине дети и женщины, на другой мужчины. Спину нужно непременно держать прямо. Если кто начнет сутулиться или клевать носом, получит толчок от блюстителя, а то и хорошую затрещину.

Преподобного Джонсона действительно держат за пророка. Паства буквально поклоняется ему: люди жадно впитывают его слова, считая их посланиями Господа, и, следовательно, беспрекословно верят во все сказанное. Многие записывают его проповеди, чтобы затем перечитывать. Я сижу, склонив голову, и тоже пишу. На кафедре нарисован огромный глаз, чтобы мы помнили: Бог без устали наблюдает за нами. Под Его взором я веду свой дневник.

Как и положено пророку, у преподобного Джонсона длинные волосы, ниспадающие на плечи, и густая борода торчком. При этом он коренастый, широкогрудый и довольно упитанный. Честно говоря, на кузнеца он смахивает больше, чем на проповедника. Рука, которой он лупит по кафедре, размером с хороший окорок и густо покрыта волосами.