Евгений Левандовский - Огнем опаленные

— Это хорошо! Правильно! А ты что делаешь?

— Работаю на заводе. На месте Ивана.

— И это правильно.

…Ивану Шарову после госпиталя не удалось вернуться в свою часть. Не смог он заехать и домой.

Из пересыльного пункта его с маршевой ротой отправили на пополнение в действующую армию. И уже через несколько дней он был вновь назначен командиром пулеметного расчета. Его второй номер, молоденький парень, совсем мальчишка, Петр Зацепин, полюбился Ивану. «Молод только еще, с ленцой, — думал Иван. — Тяжело ему будет. Но ничего, пообвыкнет, только не давать бездельничать». И он не давал. И в походе и на привале находил работу и себе и Петру. Тот иногда ворчал, но невозмутимость Ивана, его спокойный голос и искреннее доброжелательное отношение обезоруживали Петра. Не мог он ни спорить, ни возражать этому человеку.

Вместе со своим напарником Иван подровнял стенки окопа, выложил бруствер для маскировки дерном, еще раз проверил пулемет и начал внимательно осматривать местность. Только вчера они заняли эту позицию. За ночь отрыли окопы, прокопали ходы сообщения, а сейчас, пользуясь затишьем, наводили порядок.

Иван и здесь, на фронте, сохранил свою деловитость и работоспособность. Так же как и на заводе, он делал все обстоятельно, с душой. Так же не мог сидеть без работы. Его беспокойные и умные рабочие руки вечно находились в движении. То он выравнивал окоп, то откапывал нишу для запасных коробок с лептами, то пристраивал сиденье, чтобы удобнее было отдыхать в затишье, то смазывал и чистил пулемет.

Вот и теперь, закончив с окопом и внимательно осмотрев местность, вновь нашел работу.

— Слушай, — сказал он своему второму номеру, — а что, если немцы залягут вон за тем пригорком? — показал он левее окопа. — Мы их отсюда не достанем, а они, я думаю, смогут бить вдоль наших окопов. Как ты полагаешь?

— Смогут, конечно, но их должен накрыть пулемет второй роты.

— Должен-то должен, а вдруг пулемет откажет.

— Но почему он должен обязательно отказать? — проворчал второй номер. — Вечно ты, дядя Ваня, что-то придумываешь. — Он уже догадался, в чем дело: опять у дяди Вани идея, а значит, прощай отдых. А много ли им приходится отдыхать. Сейчас затишье, через час бой — тогда не до отдыха.

— Нет, брат, так не пойдет. На соседа надейся, а сам не плошай, — говорил между тем Иван, вновь беря в руки отставленную было в сторону лопату. — Надо, я думаю, нам с тобой запасной окопчик вырыть, вон у того деревца, и ходок к нему подготовить. Вот тогда будет все в порядке — сунутся немцы на тот бугорок, а мы быстренько перетащим пулемет в запасной окопчик и огоньком, огоньком их. А сосед слева пусть нам помогает тоже. Так, я думаю, будет лучше. — И, легко перебросив тело через бруствер, Иван, сжимая лопату, пополз к намеченному деревцу.

С приездом матери много легче стало Анне Ивановне. Несмотря на свои семьдесят восемь лет, привыкшая к тяжелому крестьянскому труду, мать взяла на себя все заботы по дому. Она готовила, возилась с ребятишками, бегала по очередям, доставала что можно по карточкам. Зимой сорок первого в Москве стало особенно тяжело с продуктами.

Воспитавшая пятерых детей, она хорошо знала, где надо строгостью с ними, где лаской. И ребята души в ней не чаяли. Рая так и ластилась к бабушке, Шурка присмирел, да и маленький Юрка, кажется, меньше стал плакать. Так прошла тяжелая зима сорок первого. К весне ребята начали болеть. То ли от недостатка питания, то ли от вечного холода и сырости в доме.

— Вот что, — сказала однажды мать Анне Ивановне, — не сбережем мы с тобой ребят. Надо везти их в деревню — там и свежая зелень скоро пойдет, и грибы, и ягоды. А там, бог даст, и картошка вырастет.

— Куда ж с ними ехать — там еще немцы.

— Да не туда. Встретила я на днях у вокзала женщину из соседней деревни. Говорит, много наших беженцев осело у Павлова-Посада. Нарыли землянок у леса, землю им дали — будут огороды копать. Надо съездить посмотреть.

И уехала.

А скоро вернулась, забрала с собой Шуру и Юрика и переехала с ними в землянку. Рая до окончания учебы в школе осталась в Москве. Только иногда в выходные дни Анна Ивановна, прихватив с собой кое-какие вещички, — авось удастся поменять в деревне на картошку, — ездила с дочерью в Павлов-Посад.

В землянках жили беженцы из разных районов, занятых немцами. В основном женщины, старики и дети — все, кому удалось спастись. У каждой свое горе. У одной дети сгорели в доме, у другой погибли все родные… Жили дружно, одной коммуной, одной семьей. Вместе доставали семенную картошку, дежурные готовили на всех, другие ходили в лес за первыми грибами, кореньями, дровами — тоже для всех, третьи солили, сушили, вялили собранные грибы и коренья впрок.

В соседней деревне достали старый плужок. Лошадей не было — взяли большую слегу, привязали ее цепью к плугу и, взявшись по восемь-десять человек за слегу, тянули плуг, распахивая землю под огород.

Каждые полчаса менялись — одна группа тянет, другая отдыхает. А то соберутся все вместе, бросятся на землю и ревут в голос — тяжело, ох как тяжело. Поплачут, поплачут, но слезами сыт не будешь. И вновь женская упряжка тащит, надрываясь из последних сил, плуг, тащит, поливая вспаханную землю слезами.

Занятия в школе окончились в том году рано.

— Ну, дочка, собирайся — поедешь к бабушке. Поживешь на свежем воздухе, окрепнешь.

— А ты, мама?

— Я сейчас с тобой поехать не могу — много работы. Ты у меня уже большая, доедешь сама. А будет у меня посвободнее, и я к вам в гости приеду.

Поздно вечером уставшая, голодная Рая добралась до землянок и кинулась целовать бабушку.

Рано утром ватага ребят отправилась в лес собирать первые весенние грибы — сморчки. Вела всю компанию бабушка.

Только закончили рыть запасной окоп для пулемета, как послышалась команда: «Приготовиться, будем отходить на новые позиции».

— Вот, — ворчал второй номер на Ивана, — я говорил, не надо рыть.

— Не ворчи, ворчун. Я думаю, никакая работа зря не делается — все пользу приносит. А что толку лежать на боку — жиром зарастешь, мух ловить перестанешь.

Отойти на новые позиции они не успели. Внезапно с утробно-квакающим звуком упала мина, за ней посыпались еще и еще.

Ухнул снаряд, другой — началась артподготовка. Отходить было поздно — начался бой.

Артподготовка длилась минут двадцать. Как и всегда в таких случаях, Иван отослал своего Петрушу в укрытие, а сам, оставаясь в окопе, зорко всматривался через облака пыли и дыма, не покажутся ли немцы.

Еще рвались мины и снаряды, вздымая комья земли вокруг окопов, когда Иван заметил сначала вдали, а потом все ближе и ближе перебегающие точки в серых мундирах.

— К пулемету! — крикнул Иван. Выскочив из укрытия, Петр занял свое место.