Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [litres]

«…язык раздвоен, как у змея, копье взметнувшееся страсти».

«Odi et amo: quare id facium…» [71] Odi et amo… – Катулл, стих. LXXXI. Пер. Ф. Петровского.

– Ну, далеко не все, – сказал мистер Леонард. – Некоторые, – уступил он.

«…fortassa requiris. Nescio, sed fieri sentio et excrucior» [72] И ненавижу ее и люблю… «Почему же?» – ты спросишь. Сам я не знаю, но так чувствую я – и томлюсь (лат.). .

– А кто она была такая? – спросил Том Дэвис.

– О, в те дни был такой обычай, – небрежно ответил мистер Леонард. – Вот как Данте и Беатриче [73] … как Данте и Беатриче. – Данте Алигьери (1265–1321) – знаменитый итальянский поэт. Его первая книга «Новая жизнь» посвящена истории его идеальной любви к рано умершей Беатриче Портинари. . Так поэты выражали свое уважение.

Змей зашептал. В его крови вспузырилось бешеное ликование. Лохмотья послушания, заискивающей робости, почтительного страха поясом опали вокруг него.

– Она была замужней женщиной! – сказал он громко. – Вот кем она была.

Жуткая тишина.

– Э… да… кто это тебе сказал? – растерянно спросил мистер Леонард. Замужество представилось ему нелепым и, возможно, опасным мифом. – Кто тебе это сказал, мальчик?

– Так она была замужней? – спросил Том Дэвис подчеркнуто.

– Ну… не совсем, – пробормотал мистер Леонард, потирая подбородок.

– Она была дурной женщиной, – сказал Юджин. И на пределе отчаянности добавил: – Она была потаскушка.

«Папаша» Рейнхарт ахнул.

– Что? Что? Что? – выкрикнул мистер Леонард, когда к нему вернулся дар речи. В нем кипела злость. Он вскочил со стула. – Что ты сказал, мальчик?

Но тут он вспомнил про Маргарет и парализованно посмотрел вниз на побелевшие останки мальчишеского лица. Недостижимо далек. Он сел, потрясенный.

«…чей самый грязный вопль пронизывала страсть, чья музыка лилась из грязи…»

– Следи за своей манерой выражаться, Юджин, – мягко сказал мистер Леонард. – А ну-ка! – воскликнул он вдруг, энергично хватая свою книгу. – Это пустой перевод времени. За работу, за работу! – добродушно призвал он, поплевывая на ладони своего интеллекта. – Ах вы, мошенники, – сказал он, заметив усмешку Тома Дэвиса. – Я знаю, чего вы добиваетесь, – вы хотите проболтать весь урок.

Басистый хохот Тома Дэвиса смешался с его пронзительным ржанием.

– Ну, хорошо, Том, – деловито распорядился мистер Леонард. – Страница сорок третья, раздел шестой, строка пятнадцатая. Начни отсюда.

Тут зазвенел звонок, и хохот Тома Дэвиса заполнил классную комнату.

Тем не менее в пределах избитых традиционных дорог он учил вовсе неплохо. Возможно, ему было бы нелегко перевести страницу латинской прозы или стихов, которую он не выучил буквально наизусть за годы повторения. С греческим языком подобный опыт кончился бы, без сомнения, еще плачевнее, но зато какой-нибудь аорист второй или оптатив он узнал бы и в темноте (при условии, что встречал их раньше). Два последних года были отданы бесценному греческому языку – они читали «Анабасис» [76] « Анабасис » – произведение древнегреческого историка Ксенофонта (430–355 гг. до н. э.), в котором рассказывается о походе десятитысячного отряда греческих наемников в глубь Персии с войсками претендента на персидский престол Кира и об их возвращении после его поражения из внутренних областей Персидского царства к Черному морю, что для них означало спасение. .

– Ну, и какой толк от всего этого? – вызывающе спрашивал Том Дэвис.

Тут мистер Леонард чувствовал под собой твердую почву. Он понимал значение классических языков.

– Все это учит человека воспринимать высокие ценности духа. Закладывает основу для самого широкого образования. Тренирует его ум.

– А какая ему от всего этого будет польза, когда он начнет работать? – сказал «Папаша» Рейнхарт. – Кукурузу-то он от этого лучше выращивать не научится.

– Ну… я бы не сказал, – ответил мистер Леонард с протестующим смешком. – Именно научится.

«Папаша» Рейнхарт поглядел на него, комически наклонив голову набок. Шея у него была чуть кривой, и от этого его добродушно веселое лицо приобретало выражение взрослой насмешливости.

Голос у него был грубый, как и его добродушный юмор, и он постоянно жевал табак. Его отец был богат. Он жил на большой ферме в Долинке Лунна, продавал молоко и масло, а в городе у него была кузница. Вся семья держалась по-простецки – по происхождению они были немцы.

– Чепуха, мистер Леонард, – сказал «Папаша» Рейнхарт. – Вы что же, будете со своими работниками по-латыни разговаривать?

– Эгибус хочубус початкобус кукурузыбус, – сказал Том Дэвис с громким хохотом. Мистер Леонард засмеялся с рассеянным одобрением. Это была его собственная любимая шутка.

– Это тренирует ум и готовит его к разрешению любых проблем, – сказал он.

– Следовательно, по-вашему, выходит, – сказал Том Дэвис, – что водопроводчик, который учил греческий, будет лучше водопроводчика, который его не учил.

– Да, сэр, – ответил мистер Леонард, энергично встряхивая головой. – Именно так я и считаю.

И, довольный, он присоединил к их веселому смеху булькающий слюнявый смешок.

Тут он шел проторенным путем. Они втягивали его в длинные споры – за завтраком он убедительно размахивал куском поджаренного хлеба, вежливо выслушивал все возражения и с исчерпывающей обстоятельностью доказывал связь греческого языка с бакалейным делом. Великий ветер Афин совсем его не коснулся. О тонком и чувственном уме греков, об их женственном изяществе, о конструктивной силе и сложности их интеллекта, о неуравновешенности их характера и об архитектонике, сдержанности и совершенстве их форм он не говорил ничего.

Американский колледж дал ему возможность что-то уловить в великой структуре архитектурнейшего из языков, он чувствовал скульптурное совершенство такого слова, как γυναίκος, но его мнения отдавали запахом мела, классной комнаты и очень плохой лампы – греческий язык был хорош потому, что он был древним, классическим и академическим. Запах Востока, темная волна Востока, которая вздымалась в его глубинах, принося в жизнь поэтов и воинов что-то извращенное, злое, пышное, были так же далеки от его жизни, как Лесбос [77] Лесбос – остров в Эгейском море, родина древнегреческой поэтессы Сапфо (VII–VI вв. до н. э.), воспевавшей в своих стихах любовь и природу. В античные времена Лесбос славился своим вином. . Он просто был рупором формулы, в которой он не сомневался, хотя по-настоящему в нее не веровал.