Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)

— Madame ma tante {Госпожа тетушка (франц.).}, неужели, по-вашему, я в мои годы все еще дурочка? — спросила Мария.

— Верни ему его слово! Я дам тебе пять тысяч фунтов в... в моем завещании, Мария. Клянусь тебе!

— Когда вы были молоды и вам нравился полковник Эсмонд, вы бросили его ради графа, а графа ради герцога?

— Да.

— A! Bon sang ne peut mentir! {Хорошая кровь всегда скажется (франц.).} У меня нет денег и нет друзей. Мой отец был мотом, мой брат нищий. У меня есть слово мистера Уорингтона, сударыня, и я знаю, что он его сдержит. И вот что я скажу вашей милости, — продолжала леди Мария, взмахивая ручкой. Предположим, завтра мои письма станут известны всему свету. Apres? {Ну и что? (франц.).} Я знаю, что в них есть вещи, которые я не предназначала для чужих глаз. И вещи, касающиеся не только меня одной. Comment! {Как же! (франц.).} Или вы считаете, что в нашей семье ни о ком, кроме меня, нельзя ничего рассказать? Нет, моих писем я не боюсь, сударыня, до тех пор, пока у меня есть его письма. Да, его письма и его слово — я твердо полагаюсь и на то и на другое!

— Я пошлю за моим поверенным и тут же отдам тебе эти деньги, Мария, умоляюще произнесла баронесса.

— Нет. У меня будет мой миленький Гарри и не пять тысяч фунтов, а вдесятеро больше! — воскликнула Мария.

— Только после смерти его матери, сударыня, а она вам ровесница!

— Мы можем и подождать, тетушка. В моем возрасте, как вы изволили выразиться, я не тороплюсь обзавестись мужем, точно молоденькая девчонка.

— Однако необходимость ждать смерти моей сестры все-таки портит дело?

— Предложите мне десять тысяч фунтов, госпожа Тэшер, и мы посмотрим! объявила Мария.

— У меня нет таких денег, Мария, — ответила старуха.

— В таком случае, сударыня, разрешите мне самой о себе позаботиться, сказала Мария.

— Ах, если бы он тебя слышал!

— Apres? У меня есть его слово. Я знаю, что он его сдержит, а потому могу подождать. — С этими словами она выбежала из комнаты, как раз когда вернулся капеллан. Сердечные капли понадобились теперь баронессе. Она была чрезвычайно потрясена и расстроена всем тем, что ей пришлось так внезапно узнать.

которая как будто чревата бедой

Хотя баронесса Бернштейн, несомненно, проиграла сражение, описанное в предыдущей главе, при следующей встрече с племянницей она не выказала ни гнева, ни досады.

— Разумеется, миледи Мария, — сказала она, — вы вряд ли могли предполагать, что я, близкая родственница Гарри Уорингтона, обрадуюсь тому, что он выбрал себе в невесты ровесницу своей матери, да к тому же бесприданницу, но если он вознамерился сделать подобную глупость, это в конце концов его дело, и не стоит принимать au serieux {Всерьез (франц.).} мое предложение уплатить пять тысяч фунтов, которое я сделала в пылу нашего спора. Итак, эта прелестная помолвка состоялась еще в Каслвуде? Знай я, моя милая, что дело зашло так далеко, я не стала бы тратить время на бесполезные возражения. Когда кувшин разбит, словами уже не поможешь.

— Сударыня! — вспыхнула леди Мария.

— Прошу прощения — я вовсе не намекала на честь или репутацию вашей милости, которые, без сомнения, в полной сохранности. Это утверждает Гарри и это утверждаете вы — так чего же еще можно желать?

— Вы беседовали с мистером Уорингтоном, сударыня?

— И он признался, что дал тебе в Каслвуде слово — что у тебя есть его письменное обещание.

— Разумеется, сударыня, — сказала леди Мария.

— О, — старуха и бровью не повела. — И признаюсь, вначале я неверно истолковала содержание твоих писем к нему. Они задевают других членов нашей семьи.

— Которые говорили обо мне всяческие гадости и старались очернить меня в глазах моего дорогого мистера Уорингтона. Да, сударыня, не стану отрицать, что я писала о них резко, так как была вынуждена опровергнуть возводимые на меня поклепы.

— И, разумеется, тебя весьма огорчает мысль, что какой-нибудь негодяй использует эти историйки во вред нашей семье, сделав их всеобщим достоянием. Потому-то ты так и тревожишься.

— Вот именно! — ответила леди Мария. — С недавних пор я ничего не скрываю от мистера Уорингтона и в письмах изливала ему свою душу. Но это еще не значит, что я хотела, чтобы весь свет узнал про ссоры в столь знатной семье, как наша.

— Право же, Мария, ты меня восхищаешь, и я вижу, что не отдавала тебе должного все эти... ну, скажем, все эти двадцать лет.

— Я в восторге, сударыня, что вы хоть и поздно, но отдали мне должное, — сказала племянница.

— Когда я смотрела вчера, как ты открывала бал с моим племянником, знаешь ли, милочка, о чем я тогда думала?

— Как я могу знать, о чем думала баронесса де Бернштейн? — надменно уронила леди Мария.

— Я вспомнила, милочка, как ты под этот же самый мотив отплясывала со своим кенсингтонским учителем танцев.

— Сударыня, это мерзкая клевета!

— И бедняга танцмейстер ни за что ни про что попробовал палок.

— Воскрешать эту клевету — жестоко и бессердечно, сударыня... и я должна буду отказаться от чести жить под одним кровом с теми, кто ее повторяет, — продолжала Мария с большим достоинством.

— Ты хочешь вернуться домой? О, я понимаю, почему Танбридж тебе разонравился. Если эти письма обнаружатся, ты не сможешь показаться на людях.

— В них, сударыня, не было ни единого дурного слова о вас: можете ничего не опасаться.

— Это сказал и Гарри, защищая вашу милость. Ну что ж, моя милая, мы надоели друг другу, и нам будет лучше на время расстаться.

— Таково и мое мнение! — ответила леди Мария, делая реверанс.

— Мистер Сэмпсон проводит тебя в Каслвуд. Ты можешь поехать с горничной в почтовой коляске.

— Мы можем взять почтовую коляску, и мистер Сэмпсон меня проводит, повторила леди Мария. — Вот видите, сударыня, я веду себя, как почтительная племянница.

— Знаешь ли, моя милая, мне кажется, что письма у Сэмпсона, доверительно сказала баронесса.

— Признаюсь, такая мысль приходила в голову и мне.

— И ты собираешься отправиться домой в почтовой коляске, чтобы выманить у него письма? Далила! Что же, мне они ни к чему, и я надеюсь, ты сумеешь их заполучить. Когда ты думаешь ехать? Чем скорее, тем лучше, говоришь ты? Мы светские женщины, Мария. Мы бранимся только в пылу гнева. Нам не нравится общество друг друга, и мы расстаемся, сохраняя прекрасные отношения. Не поехать ли нам к леди Ярмут? У. нее сегодня прием. Перемена обстановки превосходное средство от легких нервических припадков, которым ты подвержена, а карты развеивают тягостные мысли лучше всяких докторов.

Леди Мария согласилась поехать на карточный вечер леди Ярмут и, одевшись первой, дожидалась тетушку в гостиной. Госпожа Бернштейн, спускаясь туда, заметила, что дверь в спальню Марии не притворена. "Она носит письма с собой", — подумала старуха. Каждая уселась в свой портшез, и они отправились развлекаться, продолжая выказывать друг другу очаровательную нежность и учтивость, как это умеют женщины после — и даже в разгаре — самых ожесточенных ссор.