Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)

— Эсмонд может принять офицерский чин только от короля! — возразила благородная дама. — И я скорее пойду с сумой, чем стану просить милости у вице-губернатора мистера Динуидди.

В это время мистер Вашингтон набирал полк — под эгидой виргинского правительства, предоставившего ему для этой цели весьма скудные средства — и намеревался с его помощью воспрепятствовать французским притязаниям более успешно, нежели это удалось ему, когда он был только послом. Власти уже отправили на запад небольшой отряд под командованием полковника Трента с приказом утвердиться там и отражать все нападения врага. Французские войска, численно значительно превосходившие наши, встретились с английскими аванпостами, которые пытались укрепиться на границе Пенсильвании в том месте, где теперь вырос огромный город Питтсбург. Виргинский офицер, имевший в своем распоряжении только сорок солдат, не мог оказать никакого сопротивления двадцатикратно сильнейшему неприятелю, который появился перед его недостроенным фортом. Французы позволили ему спокойно уйти, а сами завладели его крепостью, завершили ее постройку и назвали ее фортом Дюкен в честь канадского губернатора. Вплоть до этого времени не произошло еще никаких открытых военных действий. Войска двух враждующих держав противостояли друг другу, пушки были заряжены — но никто еще не отдал команды: "Пли!" Как странно, что молодому виргинскому офицеру выпало на долю произвести в первобытном пенсильванском лесу роковой выстрел — и разбудить войну, которой суждено было длиться шестьдесят лет, захватить всю его родную страну и перекинуться в Европу, стоить Франции ее американских владений, отторгнуть от нас наши американские колонии и создать великую западную республику, а затем, утихнув в Новом Свете, вновь разбушеваться в Старом, причем из мириад участников этой гигантской схватки величайшая слава досталась тому, кто нанес первый удар!

Сам же он и не подозревал о том, что готовила ему судьба. Простой деревенский джентльмен, он, желая послужить своему королю и исполнить свой долг, добровольно взял на себя миссию посла и выполнил ее безупречно. В следующем году, командуя небольшим полком провинциальной милиции, он отправился в поход против французов. Встретившись с их авангардом, он открыл огонь и убил вражеского офицера. Затем ему пришлось отступить, а позже и капитулировать перед превосходящими силами французов. 4 июля 1754 года молодой полковник вывел свой небольшой отряд из маленького форта, где они наспех укрепились (назвав эту крепость "фортом Необходимость"), уступил его без боя победителю и отправился восвояси.

На этом его военная карьера прервалась: после бесплодного и бесславного похода его полк был распущен. Удрученный, исполнившийся смирения, молодой офицер через некоторое время навестил своих старых друзей в Каслвуде. Он был еще совсем юношей и, возможно, перед началом своей первой кампании не только питал радужные надежды на успех, но и высказывал их вслух.

— Я был сердит на вас, когда мы расстались, — сказал он Джорджу Уорингтону, протягивая ему руку, которую тот горячо пожал. — Мне казалось, Джордж, что вы считали ничтожными и меня, и мой полк. Я думал, что вы посмеиваетесь над нами, и это меня очень сердило. Я слишком много хвастался нашими будущими победами.

— Нет-нет, Джордж, вы сделали все, что было в ваших силах, — возразил его собеседник, в чьей душе былую ревность заслонило сочувствие к несчастью давнего друга их семьи. — Все понимают, что сто пятьдесят измученных голодом солдат, оставшихся почти без пороха, не могли противиться вооруженному до зубов неприятелю, к тому же впятеро превосходившему их численностью; те же, кто знает мистера Вашингтона, не сомневаются, что он исполнил свой долг до конца. Мы с Гарри в прошлом году видели французов в Канаде. Они повинуются единой воле, а в наших провинциях каждый губернатор поступает по-своему. Французы послали против вас королевские войска...

— О, если бы у нас тут были королевские войска! — вскричала госпожа Эсмонд, гордо откинув голову. — Дайте нам два-три хороших английских полка, и французы побегут. — Вы презираете провинциальную милицию, и после нашей неудачи я ничего не могу вам возразить, — мрачно ответил полковник. — Но когда я был тут в прошлый раз, вы верили в меня! Разве вы не помните, какие победы вы пророчили мне... и как я сам, наверное, хвастал за стаканом вашего превосходного вина? Но все эти прекрасные мечты теперь рассеялись. Вы, сударыня, только по доброте своей оказали такой ласковый прием жалкому неудачнику. — И молодой солдат грустно поник головой.

Чувствительный Джордж Уорингтон был растроган этим безыскусственным признанием и искренней печалью. Он уже хотел сказать мистеру Вашингтону несколько дружеских слов ободрения, но его матушка, к которой обращался полковник, опередила его.

— Только по доброте, полковник Вашингтон? — сказала вдова. — Мне не приходилось слышать, чтобы наш пол отворачивался от своих друзей лишь потому, что они несчастны.

И она сделала полковнику изящнейший реверанс, который тотчас пробудил в груди ее сына ревность еще злейшую, чем прежде.

Приготовления к войне

Что может дать человеку больше права на сочувствие, чем храбрость, молодость, красота и несчастье? Будь у госпожи Эсмонд хоть двадцать сыновей, почему это должно было препятствовать ей восхищаться молодым воином? И комната мистера Вашингтона стала теперь еще больше комнатой мистера Вашингтона. Вдова бредила им и повсюду восхваляла его. Она даже чаще, чем прежде, указывала сыновьям на его достоинства и сравнивала высокие добродетели полковника с погоней за удовольствиями, которой предается Гарри (легкомысленный шалопай!), и с вечным корпением Джорджа над книгами. Эти неумеренные похвалы, да еще в устах его матери, отнюдь не уменьшали неприязни Джорджа к мистеру Вашингтону. Он продолжал лелеять демона ревности в своей душе до тех пор, пока, вероятно, не стал в тягость и самому себе и окружающим. Шутки его были теперь столь изощренными, что простодушная госпожа Эсмонд их не понимала и совсем терялась от этих сарказмов, не зная, чем объяснить его угрюмую желчность.

Тем временем в мире происходили события, которым суждено было оказать влияние на судьбу всех членов нашего скромного семейства. Ссора между французскими и английскими североамериканцами из колониальной превратилась в национальную. В Канаду уже прибыли подкрепления из Франции, а в Виргинии ожидались английские войска.

"Увы, дорогой друг! — писала из Квебека мадам де Муши своему юному приятелю Джорджу Уорингтону. — Сколь немилостива к нам судьба! Я уже вижу, как вы покидаете объятия обожаемой матери, чтоб кинуться в объятия Беллоны. Я вижу раны, покрывающие вас после многих сражений. И мне трудно желать победы нашим лилиям, когда вы готовитесь к битве под знаменем британского льва. Есть вражда, которую не приемлет сердце, — и в эти дни тревог ее, конечно, нет между нами. Все ваши здешние друзья шлют поклоны и приветы вам и господину Любителю Медвежьей Травли, вашему брату (этому бесчувственному Ипполиту, который предпочитал радости охоты изящной беседе наших дам!). Ваш друг, ваш враг шевалье де ла Жаботьер жаждет встретиться со своим великодушным противником на полях Марса. Его превосходительство господин Дюкен говорил о вас вчера вечером за ужином. Господин Дюкен и мой муж шлют своему юному другу поклон, к которому присоединяет самые лучшие свои пожелания искренне ваша президентша де M уши".