Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)

— Оно полностью к вашим услугам, как и виргинское поместье. Предложенные вам пари были для вас как будто неприятны?

— Да, пожалуй, я немного обиделся, — ответил юноша. — Видите ли, ваше гостеприимство не похоже на наше, совсем не похоже! Дома мы бываем рады гостю, протягиваем ему руку и предлагаем все лучшее, что у нас есть. А вы тут принимаете нас, не скупитесь на говядину и кларет — что правда, то правда, — но не радуетесь, когда мы приезжаем, и не огорчаетесь, когда мы уезжаем. Вот о чем я все время думал, находясь в доме вашего сиятельства, и не мог не высказать это сейчас, так мне было тяжело, а теперь, когда я выговорился, у меня стало легче на душе. — Тут смущенный и взволнованный юноша послал бильярдный шар через весь стол, засмеялся и посмотрел на своего родственника.

— A la bonne heure! {И очень хорошо! (франц.).} Мы холодны с чужими людьми и у нас дома, и вне его. Мы не заключаем Гарри Уорингтона в объятия и не проливаем слез при виде своего кузена. Мы не проливаем слез, и когда он уезжает, — но ведь мы не притворяемся?

— О да! Но вы стараетесь навязать ему нечестное пари, — с негодованием заявил Гарри.

— А в Виргинии этого не случается и там любители пари не пытаются обойти друг друга? А что это за историю вы рассказывали тетушке про английских офицеров и Тома Как Бишь Его из Спотсильвании?

— Но это же было по-честному! — воскликнул Гарри. — То есть, так все делают, и чужому человеку следует быть начеку. Поэтому на священника я не обижаюсь: если он выигрывает, то пусть, на здоровье! Но чтобы родственник! Подумать только: мой собственный кузен хочет на мне нажиться!

— Завсегдатай Ньюмаркета и родного отца не пощадит. Мой брат отправился на ипподром прямо из Кембриджа. Если вы сядете играть с ним в карты, — а он был бы этому очень рад, — то он постарается обчистить вас, если сумеет.

— Что ж, я готов! — воскликнул Гарри. — Я буду играть с ним в любые игры, какие только знаю, буду состязаться с ним в прыжках, ездить верхом, стрелять — вот!

Главу рода эта тирада чрезвычайно позабавила, и он протянул юноше руку.

— Все, что угодно, только не надо с ним драться, — сказал милорд.

— И в этом случае я его побью, черт побери! — воскликнул Гарри, но выражение удивления и неудовольствия, появившееся на лице графа, заставило его опомниться. — Тысяча извинений, милорд! — сказал он, багрово краснея и хватая руку кузена. — Я только что был обижен и сердился на дурное обхождение со мной, но куда более дурно с моей стороны давать волю гневу и хвастать своей ловкостью перед моим хозяином и родственником. У нас, американцев, хвастовство не в обычае, право же так, поверьте мне.

— Вы первый американец, с которым мне довелось познакомиться, так что я поверю вам на слово, — сказал с улыбкой милорд. — И я вас честно предупредил о пари и картах, вот и все, мой милый.

— Виргинца можно об этом не предупреждать! Мы потягаемся с кем угодно! — снова вспыхнул юноша.

Лорд Каслвуд не засмеялся. Только брови его на мгновение изогнулись, а серые глаза опустились.

— Так, значит, вам по средствам поставить пятьдесят гиней и проиграть их? Тем лучше для вас, кузен. Эти огромные виргинские поместья приносят, следовательно, большой доход?

— Вполне достаточный для нас всех — и будь нас вдесятеро больше, его все равно было бы достаточно, — ответил Гарри и подумал: "Он, кажется, решил выведать у меня всю подноготную".

— И ваша матушка назначила своему сыну и наследнику щедрое содержание?

— Такое, какого мне вполне достаточно, милорд, — горячо ответил Гарри.

— Черт побери! Если бы у меня была такая мать! — воскликнул милорд. Но мне приходится довольствоваться мачехой и не брать у нее, а давать ей. А, звонят к обеду. Не пройти ли нам в столовую? — И, взяв своего юного друга под руку, милорд направился с ним в указанную залу.

Душой обеда был преподобный Сэмпсон, который развлекал дам сотнями забавных историй. Будучи капелланом его сиятельства, он, кроме того, служил и в Лондоне, в новой мэйфэрской часовне, которой леди Уитлси (столь известная в царствование Георга I) завещала значительную сумму. Он знал самые пикантные сплетни обо всех клубах и светских интригах, самые последние новости о том, кто бежал и с кем, самую последнюю шутку мистера Селвина, самое последнее дерзкое пари Марча и Рокингема. Он знал, из-за чего старик-король поссорился с госпожой Вальмоден, знал, что герцог как будто завел новую пассию, знал, кто в фаворе в Карлтон-Хаусе у принцессы Уэльской, и кого повесили в понедельник, и как он держался на пути к месту казни. Капеллан милорда рассказывал обо всем этом снисходительно улыбающимся дамам и восхищенному провинциалу, сдабривая свое повествование такими недвусмысленными выражениями и рискованными шутками, что Гарри только широко раскрывал глаза, — совсем недавно прибыв из колоний, он еще не успел свыкнуться с тонкостями столичной жизни. Дамы — и старые и молодые — весело смеялись этим рискованным шуткам. Ах, не пугайтесь, прекрасные читательницы! Мы не намерены смущать вашу безыскусственную скромность и вызывать краску на ваших девственных щеках. Но, как бы то ни было, каслвудские дамы, нисколько не возмущаясь, продолжали слушать пикантные истории священника, пока в часовне, возвещая вечернюю службу, не зазвонил колокол и не отозвал его преподобие из их общества на полчаса. Проповеди не предполагалось. Он успеет вернуться, чтобы выпить бургундского. Мистер Уилл потребовал новую бутылку, и капеллан выпил стаканчик, а потом уже выбежал вон.

Полчаса еще не истекли, когда господин капеллан вернулся и крикнул, чтобы подали еще одну бутылку. Воздав ей должное, джентльмены присоединились к дамам, были разложены два карточных стола — как их раскладывали на много часов каждый день, — и все общество расположилось вокруг них. Госпожа де Бернштейн могла обыграть в пикет любого из своих родственников, и из всех присутствующих потягаться с ней мог только священник.

Так приятно прошел воскресный день, а вечер был столь хорош, что кто-то предложил отправиться в беседку и сыграть партию в вист за освежающей кружкой. Однако большинство постановило никуда не ходить: дамы объявили, что три онера со сдачи и несколько старших карт кажутся им куда прекраснее самых прелестных картин природы. И вот солнце зашло за вязы, а они все еще играли; грачи вернулись в гнезда, каркая свою вечернюю песню, а они продолжали сидеть, поднимаясь, только чтобы поменяться партнерами; колокол в часовне отбивал час за часом, но ему никто не внимал — так приятно пролетали эти часы над зеленым сукном; поднялась луна, зажглись звезды, наконец пробило девять, и лакей доложил, что ужин подан.

Пока они ужинали, раздались хриплые звуки рожка — это в деревню въехал почтальон. Вскоре из деревни принесли почту милорда: его письма, которые он отложил, и его газету, которую он принялся читать. Дойдя до какого-то столбца, он улыбнулся, посмотрел на своего виргинского родственника и протянул газету Уиллу, который пребывал в превосходном расположении духа, так как этот вечер был ознаменован для него удачей и неумеренными возлияниями.