Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 2)

Вечером от мистера Джорджа Уорингтона прибыл большой букет сирени, доставленный мистером Гамбо, и послание: "Шлю мой нижайший поклон миссис Ламберт и барышням и почтительнейше прошу мисс Тео принять от меня букет сирени, поскольку она упомянула, что любит этот весенний цветок. Я ни в коей мере не заслуживаю благодарности за этот букет, ибо его посылает вам садовник Бедфорд-Хауса, в лице которого я приобрел большого друга, подарив ему высушенные листья одного виргинского растения, по мнению некоторых дам, далеко не столь ароматного, как сирень.

Я провел в саду почти весь день. Сад полон весны и солнца, и я сочинил две сцены известного вам произведения и отшлифовал куплеты, которые в четвертом акте паж поет под окном Сибиллы, а она, бедняжка, уже пе может его слышать, так как ей только что отрубили голову".

— Несносный! Все-то он подшучивает и насмехается! Это очень красивые стихи, — говорит Тео.

— Ты в самом деле так считаешь, моя дорогая? Как странно! — замечает папенька.

Малютка Этти, угрюмо забившаяся в угол, с легкой ироническом усмешкой поднимает глаза на сестру. Тайна Тео уже давно, по-видимому, перестала быть тайной для всех в этом доме. Быть может, кто-нибудь из моих юных читателей сумеет догадаться, что это за тайна? Тео тем временем продолжает читать.

— "Спенсер пригласил на завтра знаменитого мистера Джонсона, и тот милостиво дал согласие послушать после завтрака мою пьесу. Боюсь только, как бы он не рассердился на то, что мою героиню постигает такая же судьба, как его героиню в "Ирене". Мне рассказывали, что он молодым еще человеком прибыл в Лондон без гроша за душой, но с трагедией в котомке. Доведется ли мне когда-нибудь увидеть мою пьесу на сцене? Вы уже слышите свист и улюлюканье, которые доносятся из дальних рядов партера в том роковом месте четвертого акта, когда палач выходит из чулана с огромным мечом, дабы приступить к отсечению головы? Говорят, мистер Фильдинг, когда публика засвистела как раз в том самом месте, насчет которого предостерегал его мистер Гаррик, высказался так: "Черт бы их побрал, они раскусили-таки, что это плохо!" — и спокойно допил свой пунш. Надо полагать, что его супруги не было в это время в ложе. Некоторым дамам я бы отнюдь не хотел причинить боль, а некоторым хотел бы отдать все лучшее, что у меня есть".

— На кого это он намекает? Письмо-то адресовано тебе, женушка! Смотри-ка, этот молодой человек волочится за твоей маменькой прямо у меня под носом! — восклицает мистер Ламберт, обращаясь к Этти, но та в ответ только тихонько вздыхает, вкладывает свою маленькую ручку в руку отца и тут же ее выдергивает.

— "…а некоторым хотел бы отдать все лучшее, что у меня есть. Сегодня, быть может, это всего лишь будет сирень. Завтра, быть может, веточка руты… или лавровый венок… или просто все, что я имею и чем дорожу.

Я провел прекрасный день в полном одиночестве. Гарри-то наш сбежал, как вам это понравится?" (Здесь, как легко можно себе представить, происходит то, что у французов называется — или называлось, когда ораторы осмеливались говорить, а граждане слушать, — sensation dans, l'auditoire {Сильное волнение среди публики (франц.).}).

Боюсь, что мой Карпезан вконец истощил его терпение. В последние недели у Гарри был очень несчастный вид, и перемена обстановки должна пойти ему на пользу. Сегодня утром, ни свет ни заря, он пришел ко мне в комнату и сообщил, что купил билет до Портсмута и намерен отправиться на остров Уайт в расположение наших войск".

Войск! Услышав эту весть, Этти очень побледнела, а ее маменьна продолжала читать:

— "Одним из отрядов, а именно — тридцать вторым полком командует там подполковник Ричмонд Уэбб, племянник тоге доблестного старого генерала, под началом которого служил мой дед Эсмонд во времена знаменитых походов Мальборо. Мы е Гарри встречались с мистером Уэббом у нашего дядюшки, и он был с нами очень любезен и пригласил нас посетить его в полку. Что ж, пусть мой бедный братец съездит туда и насладится своей любимой музыкой барабанов и труб! Он нросил меня передать дамам, что даст о себе знать. Я же целую их ручки и отправляюсь переодеваться к обеду в "Звезде и Подвязке" на Пэл-Мэл. Там будет мистер Соум Дженинс, мистер Кембридж и, возможно, мистер Уолпол, если он не побрезгует отобедать в таверне, а также молодой ирландец, некто мистер Борк, как говорят, — кладезь учености и красноречия, — словом, лучшие умы из книжной лавки мистера Додели. Живее, Гамбо, подай мой серый французский кафтан и карету! И если джентльмены спросят меня: "Кто дал вам эту веточку сирени, что вы носите на сердце?", — я прикажу подать вина и провозглашу тост за Сирень".

Боюсь, что в эту ночь Этти столь же мало знала покоя, как и в предыдущую, когда она так дерзко вела себя с Гарри Уорингтоном. Как видно, в уме этого молодого человека созрело какое-то решение, ибо, покинув дом мистера Ламберта, он некоторое время прогуливался по улицам, а потом в весьма поздний час появился у госпожи де Бернштейн на Кларджес-стрит. Здоровье баронессы стало немного сдавать последнее время и, лишившись поэтому возможности посещать свои излюбленные рауты, она коротала время за тихой партией экарте с неким духовным лицом, последние вести о котором поступали к нам из дома бейлифа, находившегося по соседству с тем, где одно время томился Гарри Уорингтон. Джордж, по просьбе Гарри, оплатил небольшой должок, из-за которого мистеру Сэмпсону пришлось временно пострадать. После этого мистер Сэмпсон около года провел у себя в приходе. С тех пор он успел оплатить и снова наделать немало долгов и не раз еще попадал в тюрьму. Недавно он опять появился в лондонских домах, жизнерадостный и бодрый, как всегда, и, как всегда, готовый принять приглашение на карты или на кларет. Госпожа де Берпштейн не соизволила прервать свою игру при появлении племянника, беседа с которым не представляла теперь особого интереса для этой старой ветреницы. К старости люди, на мой взгляд, становятся почти столь же эгоистичными, как в юности. Увы, сердце черствеет, когда кровь начинает медленнее бежать по жилам. Снег, посеребрив голову, охлаждает пламень чувств. Кому охота дожить до глубокой старости и, утратив один за другим все свои таланты, зубы, зрение, память, надежды, привязанности, все еще влачить какое-то существование? Каково было тем патриархам древних времен, которые доживали до девятисот лет, и когда именно настолько изменились условия жизни, что уже к семидесяти годам она становится мученьем и обузой?

Не получая ничего, кроме "да" или "нет" в ответ на свои тоже немногословные речи, бедный Гарри посидел немного на кушетке, глядя на свою тетушку, а та, пожав плечами, повернулась к нему спиной и продолжала играть в карты с капелланом. Сэмпсон, сидевший напротив мистера Уорингтона, заметил, что молодого человека что-то тревожит. Лицо его было бледно, взволнованно и угрюмо.