Джойс Элберт - Безумная парочка

- Спасибо, мадам.

Она провела рукой по моей спине.

- У тебя эффектная спина. Меня называют старой лесбиянкой. Но это неправда. Я - одинокая труженица, которой приходится конкурировать с Фатом и Ларошем, Балменом и Мейнбошером.

Она никогда не упоминала Шанель и Чиапарелли, своих главных соперниц-женщин. Она отказывалась признавать их существование (как и свою бисексуальность и связь с Рене). Однажды, когда я сказала, что проходила мимо дома Эльзы Чиапарелли на Рю де Берри, мадам велела мне замолчать.

- Она использует только шокирующий розовый цвет. Не желаю ничего слышать о ней и её монотонных работах.

Я надела простое кимоно, которые мы носили в промежутках между примерками, и посмотрела на висевшие на стене часы. Стрелки показывали без пяти минут пять.

- Если я не позвоню ему сейчас, он может уйти, а я не знаю, где мы обедаем.

Мадам шлепнула меня по ягодице - она нечасто позволяла себе такой игривый жест.

- Будь у меня дочь, я бы хотела, чтобы она походила на тебя. Звони своему богатому любовнику. Надеюсь, он поведет тебя в "Люка-Картон".

- Возможно, мы отправимся в "Серебряную башню".

Мы обе засмеялись, зная, что это ресторан для туристов. Там мы не рискуем попасть на глаза знакомым Полетт... Однажды я сказала ему, что мне приснился сон, в котором я убила его жену. Это было ложью, я лишь хотела увидеть реакцию Иэна. Изумление, страх. Мужчины не любят женщин, склонных к насилию. Они боятся их. Мне следовало догадаться об этом. Но к изумлению и страху Иэна примешивалась гордость. Мысль о том, что любящая его женщина совершает во сне убийство ради достижения своей цели, потешила тщеславие банкира, хотя он никогда не признался бы в этом.

- Не забывай, - предупредил он меня, - что Полетт - мать моего ребенка.

Матери. Женщины, которые старше меня. Они внушали мне страх, из-за них я ощущала себя девчонкой - двенадцатилетней девственницей, которой я была перед внезапной кончиной матери. Моя совесть запятнана кровью. Я никогда не ношу ничего красного. Я никогда не любила Харри. Наверно, я фригидная. Потому что я всегда любила Харри.

- Vite, vite!xv - сказала мадам Тереза. - Чего ты ждешь?

- Да, мадам.

С моих губ едва не сорвалось: "Да, mamanxvi".

12

Войдя ровно в четыре часа в кабинет Иэна Николсона, Харри испытал одновременно облегчение и страх.

С одной стороны, Харри был на несколько дюймов выше банкира, что тотчас придало молодому человеку дополнительную уверенность. С другой стороны, Николсон действительно встретил его весьма любезно. Банкир был в элегантном костюме, сшитом на Сэвил-Роу, он говорил на безупречном английском и обладал непринужденными манерами. Николсон явно учился в лучших учебных заведениях и получил прекрасное образование.

"Несомненно, он закончил Итон или Винчестер, - предположила Сара. - А затем Кембридж."

Харри спросил себя, не бросятся ли в глаза этому рафинированному англичанину провинциальное происхождение посетителя и воспитание, полученное в колледже благодаря баскетбольной стипендии. Даже если Иэн Николсон что-то заметил, он никак не выдал этого, пожимая руку Харри.

- Рад с вами познакомиться, мистер Маринго. - Рукопожатие Николсона оказалось более крепким, чем мог предполагать Харри. - Надеюсь, перелет был не слишком тяжелым.

- Слава Богу, он прошел без неприятных неожиданностей.

- То есть гладко, как говорите вы, американцы, верно?

Сражение между Старым светом и Новым уже началось, подумал Харри. Схватка между продавцом и покупателем. Он пожалел о том, что не учился в гарвардской школе бизнеса и что его мать владела магазином в маленьком городке. Сушеные лаймовые бобы: 4 цента за фунт. Жаль, что его отец был алкоголиком, а не председателем правления "Дженерал Моторс".

- Да, можно сказать, что гладко, - согласился Харри.

- Пожалуйста, сядьте. - Николсон указал на кресло в стиле Людовика XIV, стоявшее напротив безупречно отполированного стола из красного дерева. - Хотите что-нибудь выпить? Может быть, виски? В последнее время этот напиток вошел здесь в моду. Французы почему-то считают его экзотическим.

- Вероятно, потому что в этой стране виски стоит очень дорого.

При упоминании о деньгах Николсон улыбнулся. Харри его улыбка показалась приятной, однако загадочной. Николсон был директором известного банка, хитрым, проницательным человеком лет сорока пяти со светлыми волосами, рыжеватыми усами и голубыми, почти мутными глазами. Его лицо с тонкими точеными чертами казалось антиподом смуглого, изменчивого, чувственно-красивого лица Харри. Любопытно, женщины какого типа находят Николсона привлекательным, подумал Харри. Он не смог представить себе это, но почувствовал, что они, вероятно, составляют целую армию. Эта мысль смутила молодого человека.

- Может быть, вы предпочтете коньяк? Или кофе? Выберите сами яд, который вам по вкусу.

- Кофе и коньяк, если можно.

Николсон нажал указательным пальцем левой руки кнопку переговорного устройства.

- Мишель, принесите, пожалуйста, кофейник.

Он встал, прошел по комнате, открыл дверцу высокого шкафчика, достал оттуда два резных бокала и бутылку пятизвездочного "Курвуазье". Бар находился за спиной у Харри, в углу просторного кабинета. Он заметил его, войдя в комнату. Повернувшись в кресле, Харри увидел множество бокалов и различных бутылок со спиртным. Там было все - от "Дюбонне" до "Джека Дэниэлса". Он вспомнил мутноватые голубые глаза Николсона. Может быть, этот человек слишком много пьет? Сара не говорила об этом. Николсон вернулся к столу, налил по щедрой порции коньяка в оба бокала и протянул один из них Харри.

- Ваше здоровье, - сказал банкир. В этот момент кто-то постучал в дверь. - Entrez.xvii

В кабинет вошла хорошенькая девушка лет двадцати с небольшим. Она принесла резной поднос с высоким белым кофейником, двумя золотисто-белыми чашечками, сахарницей и двумя чайными ложечками. Девушка молча наполнила чашечки почти до краев дымящимся черным кофе и поставила их перед каждым из мужчин.

- Больше ничего не надо, сэр? - спросила она Николсона с легким акцентом в голосе и бросила лишь один взгляд на Харри.

- Нет, спасибо, Мишель.

Харри посмотрел вслед бесшумно удалившейся секретарше. Овальный персидский ковер поглощал звуки её шагов. Даже прикрытое свободным бежевым костюмом из мохера (имитация модели Шанель), тело девушки выглядело весьма соблазнительно. Мишель казалась настоящей парижанкой. Здесь девушек не штампуют по единому образу и подобию, как в Америке, подумал Харри. Каждая из них отличалась каким-то индивидуальным штрихом. В случае Мишель это была брошь с изображением леопарда, находившаяся не на отвороте пиджака, а сзади, на талии. Девушка словно желала привлечь к себе внимание не только при своем появлении, но и при уходе. Именно с такой крошкой Харри хотел переспать этой ночью.