Филипп Эриа - Испорченные дети

- Ого! Да ты, оказывается, красивее, чем я полагал.

Семейство Мортье прибыло довольно рано. Бабусю уже увели в спальню, и Эмма, старшая ее дочь, в качестве хозяйки дома встречала гостей от своего собственного имени, а помогали ей в этом сестра и невестка. Внезапно лакей пересек гостиную и шепнул что-то на ухо хозяйке. Тетя Эмма с заговорщическим видом покачала головой. Я услышала, как она сказала маме:

- Это Мортье... Я сама ими займусь... А ты, милочка, замени меня здесь.

- Не беспокойся, все будет в порядке, - поспешила смиренно ответить дама в пурпуре.

Тетя Эмма исчезла, но не возвратилась в гостиную. Я заметила, что и Симона тоже нет. Поискала глазами Ксавье, и его нигде не обнаружила; я прошла через большую гостиную, где уже начались танцы, заглянула в библиотеку, возвратилась в галерею: теперь я не сомневалась, что тетя зарезервировала в особняке какое-нибудь особое помещение для приватной встречи Ксавье с дочкой нотариуса.

- Вы знаете господ Мортье? - спросила я в вестибюле лакея, доложившего тете Эмме об их прибытии.

- Да, мадемуазель.

- Где они?

- На втором этаже.

Но я не нашла их в трех комнатах, отведенных для игроков в бридж и курильщиков. "Не может быть! - подумала я. - Неужели их повели к бабусе?" Я подошла к ее спальне, приоткрыла дверь и просунула голову. Так и есть. Вся группа столпилась вокруг кресла бабушки, и тетя Эмма громко представляла ей новоприбывших. Я вошла вовремя. Праматерь всех Буссарделей, не говоря ни слова, пошевелила своей непослушной рукой, которую поспешила пожать сначала госпожа Мортье, затем ее супруг.

- А вот это, - проговорила тетя Эмма, нагибаясь к бабушке, - вот это наша очаровательная Анна-Мари Мортье. Да ты ее должна помнить, мама.

Я оказалась свидетельницей чуда. Наша вечнодремлющая, сделав над собой усилие, покачала головой и улыбнулась; протянула руки к молодой девушке, привлекла ее к себе, поцеловала в лоб и приоткрыла губы. Неужели она заговорит?.. Все навострили уши. И в неясном бормотании мы не без труда различили слова:

- Милая крошка.

Тетя Эмма торжествующе выпрямилась, глаза ее блестели. Симон улыбнулся, родители Мортье рассыпались в почтительно-восхищенных фразах. Дочка ничего не нашлась сказать, и Ксавье стоял с отсутствующим видом.

С этой минуты дальнейшая беседа стала уже ненужной, а бабушка никому не интересной.

- Идем! - скомандовала тетя Эмма, собрав вокруг себя всю свою команду и подталкивая ее к двери.- Теперь пускай отдохнет.

Я отлично знала, что бабуся никогда не засыпает так рано. Несколько раз в течение ночи она посылает в буфетную Франсизу с приказанием принести то сэндвичей, то печенья, то мороженого, то оранжада.

Мы перешли в курительную. Едва только дверь бабушкиной спальни захлопнулась за нами, как тетя Эмма жестом остановила супругов Мортье. Многозначительно поглядев сначала на жену, потом на мужа, она выдержала паузу и сообщила:

- А вы знаете, это редчайшее событие!

Это сообщение было столь важным, что потребовало новой паузы.

- Что за редчайшее событие, крестная? - осведомился Ксавье, о котором забыли.

- То, что она заговорила, дорогой. Ты что, с луны свалился, что ли? Она заговорила!

- О! О! - заохали Мортье.

- Спроси Агнессу, - продолжала тетя Эмма, которая все еще не простила мне моего вторжения, - спроси Агнессу, говорила ли с ней бабуся, когда она вернулась из Америки?

- Нет, - сказала я. - Могу это подтвердить... Она меня поцеловала, но молча.

- Ага! - подхватила тетя.

- Ну что же, Анна-Мари, - сказала госпожа Мортье, - будем надеяться...

Тетя Эмма самодовольно выпрямила стан, будто укротительница львов, награжденная рукоплесканиями публики. Труднейший номер, который надо полагать, потребовал не одной репетиции и множества неведомых миру хлопот, произвел желанный эффект.

Тем временем я обратилась к чете Мортье со словами приветствия: за всеми этими событиями мы не успели даже поздороваться. Мы направились к лестнице.

- Анна-Мари, - произнесла я неестественно громким голосом, - у вас очаровательное платье!

- Правда? - отозвалась она, не усомнившись в искренности моей похвалы. - Оно от Эрмины Легран! Особая модель.

Не будь здесь Ксавье, она сразу назвала бы мне цену, между молодыми девушками... Мы спускались по лестнице. Рядом со мной она казалась низенькой, короткой и уже тумбообразной. Платье - какое-то пошлейшее сооружение из тюля - не делало ее тоньше. Анна-Мари продолжала:

- Я всегда твержу: только у дорогих портных можно одеться к лицу. А у кого вы шьете, Агнесса? Мне ваше платье, представьте, тоже нравится,

- Но оно совсем в ином духе, чем ваше. Мне - увы! - не восемнадцать, как вам.

Она самодовольно улыбнулась.

- Но Эрмина Легран вас тоже прекрасно оденет. Особенно если я сама вас к ней приведу, - добавила она.

- Вот как?

- Положитесь на меня.

- Но... я буду просто в восторге. Давайте пойдем выпьем бокал шампанского?.. - Я увела ее в буфет, Ксавье за нами не последовал. Признаюсь, что после длительного отсутствия я никак не могу освоиться в Париже. Мне нужно сделать множество покупок, и провожатый будет мне очень полезен.

Я протянула ей бокал. Коротышка Мортье пригубила шампанское с неизменным своим апломбом. И проговорила:

- Но для меня оказать услугу - истинная радость! Давайте условимся о встрече... Вот увидите, с моей помощью вы опять превратитесь в парижанку... А скажите, Агнесса, правда то, что рассказывают об Америке? Правда, что там женские клубы чуть ли не всемогущи? А?.. И скажите еще вот что: правда, там очень дорогая жизнь? Сколько, например, платят в Нью-Йорке приличной горничной?

Вслед за тем вечер потерял для меня весь свой интерес. Он стал лишь непрерывной чередой танцев: я переходила из одних рук в другие, но без малейшего удовольствия; просто я выполняла свою роль молодой хозяйки. Одна из моих невесток, та, что не была беременна, делала то же самое. Другая сидела в кругу дам и вела разговоры о своем интересном положении. Вдалеке я видела Ксавье, который танцевал с девушками, но с ними не разговаривал.

Убранство, музыка, гости и особенно кавалеры - ничто не напоминало мне танцевальных вечеров в Беркли или в Сан-Франциско. Там - полуспортивные мальчишеские забавы, менее всего светские, где все происходит, хотя бы внешне, по взаимному согласию, что характерно в Америке как для дела, так и для развлечений. Попав почти без всякого перехода на этот бал, типичный для Третьей республики, я невольно испытывала такое чувство, словно меня отбросили лет, на тридцать назад.

Вполне можно было поверить, что мы живем при президенте Фальере, а минутами - при Феликсе Форе. Наиболее молодые из присутствующих, иными словами, танцующие девушки и юноши, еще пытались быть более или менее современными. Но их матери, сидевшие вдоль стен в галерее и особенно во втором этаже, представляли собой поистине удручающее зрелище. Возможно ли, чтобы в городе Париже, в узком кругу избранных, в кругу чисто буржуазном, имелось столько персонажей, находящихся в вопиющем противоречии с эпохой? Чтобы было столько матрон и столько шиньонов, столько нелепых лиц и столько подмышек, не знающих депилатория, столько бархоток на шее и столько допотопных кулонов? А у мужчин - столько бород и столько пенсне, столько черных жилетов под фраками и столько круглых манжет?.. Что бы сказали мои американские друзья, которых я упрекала за то, что их представления о современной Франции смешны и старомодны! Да что американцы! Любой наблюдательный человек, выросший в иной среде, сказал бы то же самое. Он закричал бы, что это просто кунсткамера: не может в Париже сохраниться столько экземпляров подобной породы.