Филипп Эриа - Семья Буссардель

Между обрученными все не завязывалась близость, тем более что их никогда не оставляли одних. Тем не менее Амели как будто примирилась со своей участью. Викторену она выказывала теперь меньше враждебности, чем своему отцу и матери, своей невестке и особенно брату, которого она постоянно угощала всякими дерзостями. Брат ее был чрезвычайно элегантный молодой человек, украшение своего клуба, один из самых изящных хлыщей; родители обожали его.

Вечер подписания брачного контракта принес и Викторену и Амели много неожиданностей. Оба они, по-видимому, мало думали о том, какие средства предоставляются им: до этого вечера нареченным не говорили о них ни слова; несомненно, и жених и невеста находили в этом браке разрешение иных вопросов, чем вопросов материальной стороны жизни. Как бы то ни было, выставка приданого невесты и подарков, сделанных ей женихом, была для них откровением. Теодорина взяла на себя обязанность приобрести от имени сына драгоценности, веера, перчатки, шали; госпожа Клапье со своей стороны давала за дочерью гарнитуры постельного, столового и носильного белья, меха и кружева; ни Викторен, ни Амели до этого вечера не видели ни одной из вещей, выставленных тут для обозрения. Всего лишь за полчаса до прибытия гостей они прошлись по комнатам, где были разложены все эти богатства. Девушка из гордости, а Викторен от смущения не выражали вслух своих чувств, но явно были изумлены, особенно Амели, словно она до сих пор полагала, что у ее родителей нет возможности или желания отдать в ее руки столько сокровищ. Однако она только посмотрела в глаза отцу, матери, а потом своему брату, не высказав мыслей, которые пришли ей на ум. Несмотря на свой юный возраст, она, как видно, умела владеть собой и прикрывать маской презрения или иронии самые живые свои волнения. Должно быть, она была из тех вспыльчивых особ, у кого только легкая дрожь в голосе выдает бушующий в сердце гнев и кто взвешивает каждое свое слово, чтобы вернее разить врага; из числа тех нервических женщин, которые никогда не бьются в припадках истерики, из тех чувствительных созданий, которые никогда не плачут. Кстати сказать, невеста Викторена, по всей видимости, обладала несокрушимым здоровьем. При хорошем росте у нее был широкий разворот плечей, облитая лифом высокая грудь и сильный стан, затянутый в корсет, мешавший ей сгибаться. Но какая-то грациозная решительность, твердость осанки и уверенные, ловкие движения придавали приятность ее плотной фигуре. Она представляла полную противоположность своей невестке Лионетте, и, когда они находились рядом, одна превосходно оттеняла достоинства другой. Амели терпеть не могла вычурные отделки дамских туалетов, бывшие тогда в моде, бесчисленные рюшки, воланчики, оборочки, оторочки из лебяжьего пуха, из мелких перышков, гирлянды и веночки из мелких розочек или незабудок для украшения прически; меж тем госпожа Клапье заставляла дочь убирать голову цветами, для того чтобы Амели не походила так рано на замужнюю женщину.

- Вот когда будут тебя называть мадам Буссардель, - говорила эта многоопытная мамаша, - тогда и одевайся как тебе вздумается, а пока что слушайся мать. Изволь сейчас же набросить на плечи газовый шарф.

Уже съезжались гости, приглашенные на вечер. Амели мило отвечала на поздравления. Какой-то приятель ее отца, желавший сказать что-нибудь игривое, спросил, не покажут ли гостям по старому обычаю спальню новобрачных, и Амели сообщила ему, что они с мужем не будут жить на авеню Императрицы.

- Мой будущий свекор и свекровь строят себе новый дом в долине Монсо, на чудесном месте, - пояснила она. - Нам они любезно предоставляют целые апартаменты. Постройка уже заканчивается, и когда мы вернемся из свадебного путешествия, то перейдем туда.

Кто-то пожелал узнать, куда направляются молодые в свадебное путешествие. Услышав этот вопрос, Теодорина подошла к будущей невестке и взяла ее под руку.

- Мы поедем в Прованс и на Корсику, - ответила Амели. - Нам хочется побывать в этих краях - они ведь славятся своей живописностью. Мы начнем свое путешествие из города Гиера. Это желание моего жениха. Там живет один из его братьев, который не может приехать к нам на свадьбу, и ему будет приятно, если мы навестим его.

Как раз в Гиере Эдгар лечился от грудной болезни; мысль отправить туда Викторена в свадебное путешествие пришла самой Теодорине Буссардель: ей хотелось, чтобы старший ее сын, выпущенный наконец на свободу, находился на первых порах под присмотром, своего рассудительного брата Эдгара. Теперь она с удивлением смотрела на свою юную невестку, которая навязанный маршрут превратила в добровольно избранный по влечению сердца и приписала этот выбор Викторену. Свекровь заметила, что Амели выдержала ее взгляд без тени улыбки, без малейшего заговорщического выражения, и эта утонченная деликатность больше всего ее растрогала.

Теодорине захотелось ее поцеловать, но, чтобы дотянуться до нее, ей пришлось встать на цыпочки, так как ростом она была гораздо ниже Амели. Широкие юбки с кринолинами мешали им сблизиться, и две пары обнаженных рук в длинных перчатках поднялись навстречу друг другу. Свекровь и невестка, изогнувшись, потянулись одна к другой, как в фигуре танца, потом лицо зрелой женщины прильнуло к девичьему личику и два шиньона, разных по цвету, долгое мгновение соприкасались.

Казалось, одна лишь мать Викторена смотрела с некоторой серьезностью на этот брак. У госпожи Клапье можно было подметить признаки горячего нетерпения, а порой на ее лице мелькало выражение тревоги, быстро, однако, стихавшей при взгляде на укрощенную дочь. У графа Клапье преобладающим чувством, несомненно, была сдержанная гордость: для кого угодно родство с Буссарделями могло считаться лестным. Вес члены семейства Клапье, даже красавец Ахилл и его суетливая супруга, явно были довольны.

Что касается Буссарделей, они ликовали, памятуя о прошлом Викторена. Весь их клан преисполнился радости: и дядя жениха, Луи-нотариус, и его тетушка Жюли Миньон, и тетя Лилина, которая с первого своего появления в доме Клапье принялась с обычным для нее успехом разыгрывать роль очаровательной старой дамы и доброй покровительницы своего крестника Викторена, но вместе с тем она, единственная из всех, бросала с умиленным видом ехидные намеки на "совершенно нежданное" счастье, выпавшее ему; радовалась и Флоранс, старшая сестра жениха, и старик Альбаре, который был еще жив, главное, радовался отец, наконец спокойный за будущность сына.

Только мать Викторена оставалась задумчивой среди этого ликования; впрочем, она вообще редко улыбалась. В день венчания, которое происходило в церкви Сент-Оноре д'Эйлау, складка озабоченности омрачала ее лоб.