Роже Гар - Семья Тибо (Том 2)

У Жака явилось желание встать и уйти без всяких объяснений.

- А что же именно готовится? - обратился к нему Антуан, не меняя позы. Затем, как будто нехотя, взглянул на брата.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

- Война! - произнес Жак глухим голосом.

Издали, из передней раздался телефонный звонок.

- Неужели? - заметил Антуан, сощурившись от папиросного дыма, евшего ему глаза. - Все эти проклятые Балканы?

Каждое утро он просматривал газету и знал, довольно смутно, что в данный момент существует какая-то непонятная "натянутость дипломатических отношений", которая периодически занимает правительственные канцелярии держав Центральной Европы.

Он улыбнулся.

- Следовало бы установить санитарный кордон вокруг этих балканских государств и предоставить им возможность перегрызться между собой раз и навсегда до полного истребления!

Леон приоткрыл дверь.

- Вас просят к телефону, - объявил он таинственным тоном.

"Просят - это значит: звонит Анна", - подумал Антуан. И хотя телефонный аппарат находился под рукой в этой же комнате, он встал и направился в свою официальную приемную.

С минуту Жак пристально смотрел на дверь, в которую вышел его брат. Затем решительно, будто вынося безапелляционный приговор, он произнес:

- Между ним и мною - непреодолимая пропасть! (Бывали минуты, когда он испытывал бешеное удовлетворение от сознания, что пропасть действительно "непреодолима".)

В кабинете Антуан поспешно снял трубку.

- Алло, это вы? - услышал он горячее и нежное контральто. Беспокойство в голосе еще усиливалось резонансом микрофона.

Антуан улыбнулся в пространство.

- Вы очень кстати позвонили, дорогая... Я как раз собирался вам телефонировать... Я очень огорчен. Только что приехал Жак, мой брат... Приехал из Женевы... Ну да, совершенно неожиданно... Сегодня вечером, только что... Поэтому, конечно... Откуда вы звоните?

Голос продолжал, ластясь:

- Из нашего гнездышка, Тони... Я тебя жду...

- Ничего не поделаешь, дорогая... Вы меня понимаете, не правда ли?.. Мне придется остаться с ним...

Так как голос больше не отвечал, Антуан позвал:

- Анна!

Голос продолжал молчать.

- Анна! - повторил Антуан.

Стоя перед великолепным письменным столом, склонив голову над трубкой, он переводил рассеянный и беспокойный взгляд со светло-коричневого ковра на нижние полки книжных шкафов, на ножки кресел.

- Да, - прошептал наконец голос. Последовала новая пауза. - А что... а что - он долго у тебя останется?

Голос был такой несчастный, что у Антуана в душе все перевернулось.

- Не думаю, - ответил он. - А что?

- Но, Тони, неужели ты думаешь, что у меня хватит сил вернуться домой, не побыв с тобой... хоть немножко?.. Если бы ты видел, как я тебя жду! Все готово... Даже закуска.

Он засмеялся. Она тоже принужденно рассмеялась.

- Ты видишь? К ужину накрыто. Маленький столик придвинут к окну... Большая зеленая ваза полна лесной земляники... твоей любимой... - Помолчав немного, она продолжала быстро, с гортанными нотками в голосе: - Послушай, мой Тони, неужели это правда? Неужели ты не мог бы прийти сейчас, сию минуту, всего на какой-нибудь часок?

- Нет, милая, нет... Раньше одиннадцати или двенадцати ночи невозможно... Будь благоразумна...

- Только на одну минуточку!

- Неужели ты не понимаешь?..

- Нет, я прекрасно понимаю, - прервала она поспешно грустным тоном. Ничего не поделаешь... Какая досада!.. - Опять молчание и затем легкое покашливание. - Ну так знаешь что? Я буду ждать, - продолжала она с невольным вздохом, в котором Антуан почувствовал всю горечь согласия.

- До вечера, милая!

- Да... послушай!

- Ну что?

- Нет, ничего...

- До скорого свидания!

- До скорого свидания, Тони!

Антуан прислушивался еще в течение нескольких секунд По ту сторону телефона Анна тоже напрягала слух, не решаясь повесить трубку. Тогда, быстро оглянувшись вокруг, Антуан прижал губы к аппарату, подражая звуку поцелуя. Затем, улыбаясь, повесил трубку.

XV

Когда Антуан вернулся в комнату, Жак, не покидавший своего кресла, с удивлением заметил в лице брата новое выражение - следы переживаний, сокровенный, любовный характер которых он смутно угадывал. Антуан положительно преобразился.

- Прости, пожалуйста... С этим телефоном нет ни минуты покоя...

Антуан подошел к низенькому столику, на котором оставил свой стакан, отпил из него несколько глотков, затем снова растянулся на диване.

- О чем это мы говорили? А, да! Ты говоришь: война...

У Антуана никогда не было времени интересоваться политикой; да не было и желания. Дисциплина научной работы заставила его свыкнуться с мыслью, что в общественной жизни, как и в жизни организма, все является проблемой, и проблемой нелегкой, что во всех областях познание истины требует усидчивости, трудолюбия и знаний. Политику он рассматривал как поле действия, чуждое его интересам. К этой вполне рассудочной сдержанности присоединялось естественное отвращение. Слишком много было скандальных разоблачений на всем протяжении мировой истории; и это утвердило в нем мнение, что известная доля безнравственности присуща всякому проявлению власти, или по меньшей мере - что та сугубая порядочность, которой он как врач придавал первостепенное значение, не считалась обязательной в области политики, а быть может, и не была там столь уж необходима. Поэтому Антуан следил за ходом политических событий довольно равнодушно, вкладывая в это равнодушие долю недоверия; эти вопросы волновали его не больше, чем, скажем, вопрос правильной работы почтового ведомства или ведомства путей сообщения. И если во время чисто мужских разговоров, например в кабинете его приятеля Рюмеля, Антуану, как всякому другому, случалось высказать свое мнение по поводу образа действий какого-нибудь стоявшего у власти министра, он это делал всегда с определенной, умышленно ограниченной, утилитарной точки зрения - как пассажир в автобусе выражает одобрение или порицание шоферу, в зависимости только от того, как тот действует рулем.

Но поскольку Жак, видимо, к этому стремился, Антуан ничего не имел против того, чтобы начать разговор с общих фраз по поводу политического положения в Европе. И, желая нарушить упорное молчание Жака, он совершенно искренне продолжал:

- Ты действительно считаешь, что на Балканах назревает новая война?

Жак пристально посмотрел на брата.

- Неужели же вы здесь, в Париже, не имеете ни малейшего представления о том, что творится в последние три недели? Не видите надвигающихся туч?.. Речь идет не о малой войне на Балканах - на сей раз вся Европа будет втянута в войну. А вы продолжаете жить как ни в чем не бывало!

- Ну, уж ты скажешь!.. - скептически возразил Антуан.