Роже Гар - Семья Тибо (Том 2)

Жак вскочил как ужаленный.

- Возможно ли? И ты до этого дошел?.. Просто невероятно!..

Антуан окинул брата тем уверенным цепким взглядом, каким он обычно смотрел на своих больных (и который всегда внушал им полное доверие - как будто острота взгляда является признаком безошибочного диагноза).

Жак, стоя перед Антуаном, пристально смотрел на него.

- Твоя наивность просто приводит меня в недоумение! Тебе следовало бы просмотреть заново всю историю Французской республики!.. Ты считаешь, что можно серьезно утверждать, будто политика Франции за последние сорок лет это политика миролюбивого государства? И что она действительно имеет право протестовать против злоупотреблений со стороны других стран? Ты считаешь, что наша ненасытность в колониальных вопросах, в частности наши виды на Африку, не содействуют в значительной мере развитию аппетита у других? Не дают другим постыдного примера аннексий?..

- Не горячись! - остановил его Антуан. - Наше проникновение в Марокко, насколько мне известно, не носило противозаконного характера. Я прекрасно помню конференцию в Алхесирасе{423}. Европейские державы мандатом по всей форме уполномочили нас - нас совместно с Испанией - предпринять усмирение Марокко.

- Этот мандат был вырван силой. И державы, преподнесшие его нам, надеялись, в свою очередь, воспользоваться этим прецедентом. Как ты думаешь, например: рискнула бы Италия наброситься на Триполитанию или Австрия на Боснию, не будь нашей марокканской экспедиции?..

Антуан скорчил недоверчивую гримасу; он не был настолько осведомлен в этом вопросе, чтобы возражать брату.

Впрочем, последний и не ждал возражений.

- А наши союзы? - продолжал он напористо. - Неужели ты думаешь, что Франция заключила военный договор с Россией, чтобы доказать свои миролюбивые намерения? Вполне ясно, что если царская Россия пошла на союз с республиканской Францией, то сделала это лишь в надежде, что в нужный момент она сможет вовлечь нас в свою игру против Австрии, против Германии! Как ты полагаешь: неужели же Делькассе{423}, агент английской дипломатии, способствовал укреплению мира, добиваясь окружения Германии? В результате брожение умов, быстрое развитие и усиление мощи пресловутого прусского милитаризма, о котором ты говоришь. В результате - во всей Европе рост военных приготовлений, возведение укреплений, военное кораблестроение, строительство стратегических железных дорог и так далее... Во Франции за последние четыре года десять миллиардов военных кредитов, в Германии восемь миллиардов франков. В России - шестисотмиллионный заем у Франции на создание железных дорог, которые позволят ей перебросить свою армию к восточной границе Германии.

- "Позволят"! - пробурчал Антуан. - Когда-нибудь, может быть... В далеком будущем...

Жак не дал ему продолжать.

- Весь континент охвачен лихорадочной гонкой вооружений; происходит разорение стран, вынужденных тратить на военный бюджет те миллиарды, которые должны были бы идти на улучшение условий жизни общества... Бешеная скачка, прыжок прямо в пропасть! И за нее мы, французы, должны нести свою долю ответственности. А мы пошли еще дальше! Неужели же Франция, чтобы убедить мир в своем миролюбии, не нашла ничего лучшего, как ввести в Елисейский дворец патриотически настроенного лотарингца{424}, которого Баламуты-националисты{424} поспешили сделать символом военщины и избрание которого подняло дух фанатиков реванша, оживило в Англии надежды промышленников, радующихся возможности сломить немецкую конкуренцию, а в России позволило разыграться аппетитам империалистов, все еще мечтающих о захвате Константинополя?

Жак был, казалось, до такой степени бессилен совладать с охватившим его волнением, что Антуан расхохотался. Он твердо решил не поддаваться и сохранить бодрое настроение. Он не желал, чтобы этот разговор стал чем-то большим, чем просто умозрительные рассуждения, некая шахматная игра, где пешками являются политические гипотезы.

С иронической усмешкой он указал Жаку на кресло, с которого тот в волнении вскочил:

- Сядь на место...

Жак бросил на него недобрый взгляд. Но все же засунул кулаки в карманы и опустился в кресло.

- Из Женевы, - продолжал он после минутного молчания, - я хочу сказать - из той интернациональной среды, в которой я вращаюсь, мы видим на расстоянии лишь общие линии европейской политики: оттенки сглаживаются. Так вот, издали сразу видно, что Франция катится в объятия войны! И на этом пути, что там ни говори, избрание Пуанкаре президентом республики знаменательное событие.

Антуан продолжал улыбаться.

- Опять Пуанкаре! - заметил он иронически. - Конечно, я знаю его лишь понаслышке... В палате депутатов, где люди очень требовательны, он пользуется всеобщим уважением... В министерстве иностранных дел - тоже: Рюмель, который служил в его канцелярии, отзывается о нем как о благородном человеке, добросовестном, рачительном министре, честном политике, считает его сторонником порядка, противником всяких авантюр. Мне положительно кажется нелепостью предполагать, что такой человек...

- Постой! Постой! - прервал его Жак. Он вытащил руку из кармана и лихорадочным движением несколько раз отвел прядь волос, падавшую ему на лоб. Он явно с трудом сдерживался. Несколько секунд он сидел потупившись, затем вновь поднял глаза. - Мне на многое хотелось бы возразить тебе, и я просто не знаю, с чего начать, - признался он. - Пуанкаре... Надо же делать различие между человеком и его политикой. Но для того чтобы понять его политику, нужно прежде раскусить человека... Всего человека в целом!.. Не забывая даже и того, что за этим воинственно настроенным крикуном кроется приземистый офицер их стрелкового полка, толстозадый и нервный, который всегда чувствовал пристрастие к военному делу... "Сторонник порядка"... "Благородный человек"... Пусть так. Лояльность. Верность. Верность упрямца. Говорят даже, что он добр. Возможно. В большинстве своих писем он подписывался "Преданный вам..." - и это не только условность: он действительно любит оказывать услуги, он всегда готов выступить против несправедливости и взять на себя защиту обиженных.

- Ну что ж, все это крайне симпатично! - заявил Антуан.

- Постой же! - прервал его Жак с нетерпением. - Я имел возможность довольно близко ознакомиться с личностью Пуанкаре в связи с одной статьей, появившейся в "Фаниль". Прежде всего он гордец, который ни перед чем не склоняется, ни в чем не уступает... Умен? Безусловно!.. Ум трезвый, логичный, без полета, без гениальности... Невероятное упорство!.. Соображает быстро, но недальновиден; память исключительная, но главным образом на мелочи... Все это характеризует образцового адвоката, каким он, в сущности, и остался: он ловче владеет словами, чем управляет мыслями...