Роже Гар - Семья Тибо (Том 3)

Антуан вспомнил две одинаковые постели и понял, почему Жиз не попрощалась с Женни на ночь. Они жили в одной комнате. Обе они спали под портретом Жака, рядом с детской кроваткой. И, представив мрачное детство, которое провела Жиз в доме г-на Тибо, он почувствовал радость: "Бедняжка Жиз нашла себе наконец семью". Слова Николь пришли ему на память. Выйдет ли она за Даниэля? Он, сам не зная почему, не верил в это. Впрочем, она может быть счастлива и без замужества. Может найти смысл жизни и радость жизни в близости Женни и Жан-Поля. Этим двум существам, в которых для нее оживал Жак, она отдаст всю свою нерастраченную нежность, свою преданность верного пса. А с годами еще больше станет походить на мулатку, темнокожая, с седыми волосами, станет старенькой и доброй "тетей Жи"...

Закончив мотать клубок, Женни поднялась, уложила шерсть в ящик, засыпала тлеющие поленья золой и взяла со стола большую керосиновую лампу.

- Дайте я снесу, - сказал Антуан не особенно уверенным тоном.

Он так хрипло и прерывисто дышал, что Женни решила избавить его от хлопот.

- Нет, благодарю. Я ведь привыкла. Я всегда ложусь последней.

У дверей она остановилась и, высоко подняв лампу, оглядела комнату, желая удостовериться, все ли в порядке. Медленно скользнув взглядом по старой гостиной, она повернулась к Антуану.

- Нет, я не хочу воспитывать его среди этой обстановки, - сказала она решительно. - Как только кончится война, я переменю жизнь. Уеду отсюда.

- Уедете?

- Я хочу покинуть все это, - повторила она твердо и убежденно. - Хочу уехать отсюда.

- Но куда? - Вдруг ему показалось, что он догадался. - В Швейцарию?

Женни ответила не сразу.

- Нет, - произнесла она наконец. - Об этом я, разумеется, думала. Но после Октябрьской революции все, кто были настоящими друзьями Жака, уехали оттуда в Россию... Одно время я сама подумывала о России... Но я решила, что Жан-Поль должен воспитываться во Франции. Я останусь во Франции, но уеду от мамы, уеду от Даниэля. Устрою жизнь по-своему. Быть может, где-нибудь в провинции. Все равно где, мы поселимся вместе с Жиз. Будем работать. И воспитаем маленького таким, каким он должен быть, каким хотел бы видеть его Жак.

- Женни, - взволнованно сказал Антуан, - надеюсь, что к тому времени я снова смогу работать, и моим долгом будет...

Она отрицательно покачала головой.

- Спасибо. От вас, в случае необходимости, я, не колеблясь, приняла бы помощь. Но я хочу сама зарабатывать. Я хочу, чтобы мать Жан-Поля была независимой женщиной, женщиной, которая своим собственным трудом завоюет себе право самостоятельно мыслить и действовать так, как она считает нужным... Вы порицаете меня?

- Нет, нисколько.

Женни поблагодарила его взглядом. Она, очевидно, высказала все, что у нее было на душе, отворила дверь и стала первая подыматься по лестнице.

Она вошла вместе с Антуаном в отведенную ему комнату. Поставила на стол лампу, посмотрела, все ли приготовлено на ночь. Потом протянула ему руку.

- Я хочу признаться вам в одной вещи, Антуан.

- Слушаю, - сказал он как можно ласковее.

- Ну вот... Я не всегда относилась к вам так, как отношусь сейчас.

- И я тоже, - ответил он, улыбаясь.

Увидев эту улыбку, она нерешительно замолчала. Ее рука лежала в руке Антуана. Взгляд стал серьезным. Наконец она решилась:

- Но сейчас, когда я думаю о будущем мальчика... Вы понимаете... я чувствую себя увереннее, когда думаю, что вы будете с нами, что ребенок Жака вам не чужой. Я нуждаюсь в советах, Антуан... Я хочу, чтобы Жан-Поль унаследовал все качества своего отца, не имея... - Она не посмела кончить фразу. Но тотчас же гордо выпрямилась (Антуан почувствовал, как дрогнули в его руке тонкие пальцы Женни). И, подобно всаднику, властно посылающему на препятствие непокорного коня, она, передохнув, заставила себя продолжать: Не думайте, Антуан, я не закрываю глаза на недостатки Жака. - Она снова замолчала, потом, как будто против своей воли, добавила, отводя глаза в сторону: - Но я забывала о них, когда он был со мной. - Ее ресницы затрепетали. Она не сумела найти нужных слов. И только спросила: - Вы утром позавтракаете с нами? Значит... - Она попыталась улыбнуться. - Значит, мы еще увидимся утром... - Высвободив свои пальцы из руки Антуана, она прошептала: - Спокойной ночи, - и ушла, не оборачиваясь.

XIII

- Доктор Тибо! - радостно доложил старый слуга.

Филип в ожидании Антуана что-то писал. Он легко поднялся с места и своей подпрыгивающей, развинченной походкой пошел навстречу Тибо, остановившемуся у порога. Прежде чем взять руку Антуана в свою, он бросил на него быстрый внимательный взгляд, по привычке часто моргая живыми блестящими глазками. Голова его еле приметно тряслась. Он приветствовал гостя насмешливой улыбкой, которая помогала ему скрывать свои истинные чувства:

- Вы просто великолепны, друг мой, в небесно-голубом. Ну, что слышно?

"Как он постарел!" - подумал Антуан.

Филип сгорбился, и ноги, казалось, с трудом несли его длинное тощее тело. Лохматые брови, козлиная бородка окончательно побелели. Но в движениях, взгляде, улыбке чувствовалась юношеская живость, какая-то даже озадачивающая шаловливость, пожалуй, не совсем уместная для человека его лет. Филип носил старые, военного образца брюки, красные, с черными лампасами, и сильно выцветшую на отворотах куртку; и этот гибридный наряд достаточно точно символизировал его полугражданские, полувоенные функции. В конце 1914 года его назначили председателем комиссии по упорядочению санитарной службы армии, и с тех пор он неустанно боролся против недостатков системы, возмутительно скандальной в его глазах. Известность в медицинском мире обеспечивала ему полную независимость. Он восстал против официально установленных порядков, разоблачал злоупотребления, тормошил администрацию; и большинство удачных, хотя, к сожалению, запоздалых реформ, проведенных за эти три года в санитарной службе, во многом были результатом его мужественной и упорной борьбы.

Не выпуская из рук руки Антуана, Филип ласково тряс ее и, слегка причмокивая, бормотал:

- Ну, как?.. Ну, что?.. Сколько лет!.. Как дела? - Потом подтолкнул Антуана к письменному столу. - О стольком нужно поговорить, что прямо не знаешь, с чего начать...

Он усадил Антуана в кресло, которое предназначалось для пациентов, но сам не занял, как обычно, своего места за письменным столом, а взял стул, сел на него верхом и, придвинувшись к Антуану, начал пристально его разглядывать.

- Ну, друг мой! Поговорим о вас. В каком вы состоянии после этой истории с газами?

Антуан встревожился. Десятки раз ему приходилось видеть на лице доктора Филипа это напряженное внимание, эту профессиональную серьезность, но никогда еще они не были направлены на самого Антуана.