Джон Голсуорси - Фриленды

- Почему тебе это пришло в голову?

- Мне странно, что мы становимся все богаче и богаче и уходим все дальше и дальше от той жизни, которую считаем здоровой и счастливой. А навел меня на эту мысль папа, когда мы были сегодня в Треншеме и он показал мне хилых горожан. Вы знаете, я сейчас же начну изучать сельское хозяйство, это уже решено.

- Ты?.. - Это хорошенькое, юное существо с темной головкой и худенькими нежными плечами! Копать землю!.. С женщинами делается что-то неладное. Что ни день в его министерство поступают все новые тому доказательства. По-моему, тебе больше подходит заниматься каким-нибудь искусством...

Недда подняла глаза, и он был тронут ее взглядом - таким честным и юным.

- Нет... Дело в том, что Дирек вряд ли сможет остаться в Англии. Ужасно трудно жить тут, если все так близко принимаешь к сердцу.

Джон совсем растерялся и спросил:

- Почему? Наоборот. По-моему, наша страна больше других подходит для политических бредней, благотворительности и... и... всяких чудаков.

Он умолк.

- Пожалуй. Но все они хотят вылечить прыщик на коже, а, по-моему, у нашей страны порок сердца, ведь правда? Во всяком случае, так думает Дирек, и он очень неосторожен, и выдержки у него нет никакой. Вот я и думаю, что нам придется уехать. Во всяком случае, надо быть к этому готовой.

Недда поднялась.

- Если он что-нибудь натворит, защитите его, дядя Джон, насколько это в ваших силах.

Джон почувствовал, что ее тонкие пальцы почти судорожно впились в его руку, словно она на мгновение утратила власть над собой. И это его тронуло, хотя он отлично понимал, что это пожатие относится не к нему, а к его племяннику. Когда она вышла из гостиной, все сразу показалось Джону чужим и ненужным, и вскоре он тоже удалился в курительную. Там он оказался в одиночестве и, закурив сигару - он был во фраке, к которому не идет трубка, хотя он предпочел бы ее, - вышел в сад, в темноту и теплоту ночи. Джон медленно шел по узкой дорожке между пионами, водосбором, поздними тюльпанами, незабудками и анютиными глазками, которые поднимали в темноту свои смешные обезьяньи рожицы. Джон любил цветы, хотя последние годы эта любовь оставалась неудовлетворенной, и, как ни странно, предпочитал не пышные правильные цветники, а дикие газоны, где цветы растут в беспорядке. Раз или два он нагибался, желая рассмотреть, что это за цветок, а затем шел дальше, захваченный потоком мыслей, как бывает с пожилыми мужчинами во время вечерних прогулок; этот поток складывается из воспоминаний о былых, отгоревших надеждах и из новых, еще смутных стремлений. Но зачем нужны эти стремления, к чему это все? Свернув на другую дорожку, он увидел, что перед ним, в нескольких футах над землей, парит нечто круглое и белое, сверкая в темноте, как луна. Приблизившись, он понял, что это небольшая магнолия в полном цвету. Гроздья белых, похожих на звезды цветов, сиявших перед ним на темной мантии ночи, почему-то его взволновали, и он яростно запыхтел сигарой. Красота будто искала, кого бы ей поразить, и, как девушка, протягивала руки, говоря: "Я здесь". У Джона заныло сердце, и сигара нелепо задрожала у него во рту; он круто повернулся и пошел обратно в курительную комнату. Там по-прежнему никого не было. Он взял "Обозрение" и развернул его на статье по земельному вопросу, уставился глазами в первую страницу, но не стал читать. В голове его бродили мысли: "Совсем ребенок... Какое безумие! Помолвлена... Хм... С этим щенком... Но ведь оба они дети... Что в ней напоминает мне, напоминает... Что это? Счастливец Феликс - иметь такую дочь,.. Помолвлена! Бедняжка, ей будет нелегко. Но я ей завидую... Клянусь богом, я ей завидую!" И осторожным движением он стряхнул пепел с отворота своего фрака...

Бедная девочка, которой будет нелегко, сидела в своей комнате у окна; она заметила мелькнувший в темноте белый жилет и горящий кончик сигары и, не зная, кому они принадлежат, все же подумала: "Симпатичный, наверно, человек, раз предпочитает гулять, а не сидеть в душной гостиной за бриджем и болтать, болтать, без умолку болтать..." Но тут же устыдилась - как это невеликодушно! В конце концов, нехорошо так строго судить о людях. Они болтают, чтобы отдохнуть после тяжелой работы, а вот она сама просто бездельница. Если бы тетя Кэрстин разрешила ей пожить в Джойфилдсе и научила ее всему, что умеет Шейла!.. Недда зажгла свечи и, открыв дневник, начала писать.

"Жить, - написала она, - это все равно, что вглядываться в темную ночь. Человек только смутно предполагает, что его ждет впереди, - ведь в темноте мы только догадываемся, какие перед нами деревья и как нам выйти на опушку... Сейчас мотылек - я не успела отогнать его - сгорел на огне моей свечки. Он навсегда ушел из этого мира. Если ушел он, то почему же с нами должно быть иначе? Одно и то же великое Нечто творит жизнь и смерть, свет и тьму, любовь и ненависть; почему же ждать разной судьбы для разных живых существ? Но предположим, что после смерти нет ничего, разве я скажу: "Раз так, не хочу жить!" Напротив, мне еще больше захочется наслаждаться жизнью. Из всех живых существ только люди размышляют, беспокоятся и печалятся о будущей жизни. Когда сегодня утром мы с Диреком сидели в поле, к насыпи подлетел шмель и, сунув голову в траву, вдруг умолк; он устал летать и трудиться среди цветов; он просто спрятал голову и заснул. Надо жить так, чтобы не пропадала ни одна минута, взять от каждой все, а потом спрятать куда-нибудь голову и заснуть... Лишь бы Дирек сейчас не мучился, думая об этом несчастном... Бедняга, он совсем один в темной камере, а впереди долгие месяцы страданий. Бедный, бедный... Как я сочувствую всякому человеческому неГЛАВА XXVI

Недда, взяв велосипед у Сиррет, горничной Клары, отправилась в Джойфилдс и, только вернувшись оттуда, узнала о приезде бабушки. Лежа в ванне перед ужином, она придумала стратегический план - подобные замыслы иногда приходят к нам в голову даже тогда, когда мы уже больше не дети. Она поспешно оделась и была готова на двадцать минут раньше, чем зазвонил гонг. Когда она добежала до комнаты бабушки, Фрэнсис Фриленд дергала "это" и была крайне удивлена тем, что "то" никак не хотело опуститься на место. Она строго, с укором смотрела на непокорное устройство, но в это время послышался стук в дверь. Придвинув ширму, чтобы скрыть беспорядок, она сказала:

- Войдите!

Милая девочка выглядела прелестно в белом вечернем платье с красным цветком в волосах, но, целуя ее, Фрэнсис Фриленд заметила, что вырез ее платья чуточку велик, а это не очень прилично, и сразу же подумала: "У меня есть для нее как раз то, что надо!"

Подойдя к ящику, о существовании которого никто бы не догадался, она достала из него маленькую бриллиантовую звездочку. Осторожно стянув края брабантского кружева у шеи Недды, она сколола их брошью так, что вырез стал по крайней мере на дюйм меньше.