Джон Голсуорси - Последняя глава (Книга 3)

- Это идея. Странно, между прочим, обстоит дело с лошадьми: они входят в моду по мере того, как вымирают. Я поговорю с моим кузеном Маскемом - у него конный завод. И он помешан на том, чтобы снова влить арабскую кровь в английских чистокровок. Он выписал несколько арабских кобыл из Египта. Возможно, ему кто-нибудь понадобится.

Крум вспыхнул и улыбнулся.

- Вы ужасно добры, сэр. Это было бы идеально. Я имел дело с арабскими пони для поло.

- Видите ли, - задумчиво пробормотал сэр Лоренс, - больше всего на свете вызывает мое сочувствие человек, который действительно нуждается в работе и не может найти ее. Но придется переждать, пока пройдут выборы. Если социалистов не погонят, владельцам конных заводов останется только пустить свой молодняк на жаркое. Представьте себе, что на вашем куске хлеба с маслом лежит ломтик победителя на Дерби - вот уж поистине "радость джентльмена"!

Сэр Лоренс поднялся.

- А теперь - спокойной ночи. Моей сигары мне как раз хватит до дому.

Молодой человек встал и не садился до тех пор, пока худая и подвижная фигура сэра Лоренса не скрылась из виду.

"Ужасно славный старик!" - размышлял он. Погрузившись в глубокое кресло, он решил не отчаиваться и предался созерцанию лица Клер, которое как бы рисовал перед ним дым его трубки.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В этот холодный и мглистый вечер, который все газеты единодушно объявили "историческим", Черрелы сидели в своей кондафордской гостиной вокруг переносного радиоприемника - подарка Флер. Они ждали, возвестит ли голос оттуда "радостную весть" или "удар судьбы". Все пятеро были глубоко убеждены, что сейчас поставлено на карту все будущее Англии и что в этой их убежденности ни класс, ни партия не играют никакой роли. Им казалось, что ими руководит только чувство патриотизма, совершенно лишенное личных интересов. И если они в этом ошибались, то ту же ошибку совершало с ними множество британцев. Правда, в сознании Динни мелькала мысль: "А знает ли кто-нибудь, в чем спасение Англии?" Но и Динни не понимала, каковы те исторические силы, которые изменяют и формируют жизнь нации. Однако газеты и политические деятели сделали свое дело и провозгласили этот момент поворотным пунктом. Динни, одетая в платье цвета морской воды, сидела перед "подарком Флер" и ждала десяти часов, чтобы включить и настроить приемник. Тетя Эм склонилась над новой французской вышивкой, причем сидевшие на ее носу очки в черепаховой оправе еще резче подчеркивали ее орлиный профиль.

Генерал нервно листал "Таймс", то и дело вынимая часы. Леди Черрел сидела неподвижно, слегка подавшись вперед, как ребенок в воскресной школе, еще не знающий, будет ли ему очень скучно или не очень. Клер лежала на кушетке. Фош свернулся у нее в ногах.

- Пора, Динни, - сказал генерал, - включай эту штуку.

Динни включила приемник, и из "штуки" грянула музыка.

- "У нас на пальцах кольца, на ногах колокольцы, - пробормотала Динни, - и всюду с нами музыка, куда мы ни пойдем".

Музыка смолкла, и заговорил голос:

- Сообщаем предварительные результаты выборов: Хорнси... консервативная... без перемен.

Генерал произнес "гм", музыка снова заиграла.

- Укроти его, Динни, уж очень он орет! - заметила леди Монт, взглянув на приемник.

- Он всегда так, тетечка.

- Блор что-то делает с нашим с помощью пенни. Где это - Хорнси? На острове Уайт?

- В Миддлсексе, дорогая.

- Ах да! Я спутала с Саутси... Вот он опять заговорил.

- Слушайте новые сведения о выборах: консервативная партия выиграла у лейбористской... Консервативная... без перемен... Консервативная выиграла у лейбористской.

Генерал произнес "ага", и снова заиграла музыка.

- Какое симпатичное большинство! - заметила леди Монт. - Приятно!

Клер встала с кушетки и примостилась на скамеечке у ног матери. Генерал уронил "Тайме". Голос продолжал:

- Национал-либералы выиграли у лейбористской, консервативная без перемен... Консервативная выиграла у лейбористской...

Вновь и вновь играла музыка, потом замирала, и говорил диктор. Лицо Клер становилось все оживленнее, а над ним выступало бледное и тонкое лицо леди Черрел, с которого не сходила улыбка. Время от времени генерал восклицал: "Черт возьми!" или: "Вот это дело!" А Динни думала: "Бедные лейбористы!" Голос продолжал сообщать радостные вести.

- Потрясающе! - сказала леди Монт. - Мне захотелось спать.

- Иди ложись, тетечка. Когда я пойду наверх, я суну тебе под дверь записочку.

Поднялась и леди Черрел. Когда они ушли, Клер опять опустилась на кушетку и как будто задремала. Генерал все еще бодрствовал, зачарованный ликующей песней победы.

Динни положила ногу на ногу и закрыла глаза: "Произойдут ли действительно какие-нибудь перемены? И если да, то что мне до того? Где он? Слушает, как мы? Но где? Где?.." Теперь уже реже, но все еще слишком часто возвращалась ее тоска по Уилфриду. За все шестнадцать месяцев, протекшие с того дня, как он ушел от нее, она ничего о нем не слышала. Может быть, он умер? Один, только один раз она изменила своему решению никогда не касаться постигшего ее несчастья и спросила Майкла. Компсон Грайс, издатель Уилфрида, получил от него письмо из Бангкока, в котором тот сообщал, что чувствует себя хорошо и начал писать. С тех пор прошло девять месяцев. Покров тайны, чуть приподнявшись, снова упал. А сердце щемит... Что ж, Динни к этому привыкла.

- Папа, два часа. Дальше будет все то же самое. Клер уже спит.

- Я не сплю, - отозвалась Клер.

- А должна бы. Я выпущу Фоша погулять, и мы все пойдем наверх.

Генерал поднялся.

- Да, уже все ясно. Пожалуй, и правда пора спать?

Динни открыла застекленную дверь и стала смотреть, как Фош с притворным энтузиазмом бегает по саду. Было холодно, по земле стлался туман, и она закрыла дверь. Если бы она этого не сделала, Фош не выполнил бы обычного ритуала и с искренним энтузиазмом вернулся бы в дом. Поцеловав отца и Клер, Динни потушила свет и осталась в холле. Огонь в камине почти погас. Динни поставила ногу на каменную плиту камина и отдалась своим мыслям. Клер говорила о своем желании поступить секретарем к одному из новых членов парламента. Судя по отчетам, их будет много. А почему бы ей не поступить к их собственному депутату? Он однажды у них обедал, и Динни сидела рядом с ним. Приятный человек, начитанный, не ханжа. Он даже сочувствовал лейбористам, но считал, что они еще сами толком не знают, чего хотят. Он примерно то, что в одной пьесе подвыпивший юнец называет "тори-социалист". Депутат держался с веселой откровенностью и искренностью. Приятная внешность, вьющиеся темные волосы, загорелое лицо, небольшие темные усы и довольно высокий мягкий голос; в общем, славный человек, энергичный и прямой. Но у него, вероятно, уже есть секретарь. Впрочем, если намерение Клер серьезно, можно будет поговорить. Динни направилась к двери, ведущей в сад. На крыльце стояла скамья, под нее, наверное, и забился Фош, ожидая, чтобы его впустили. Да, вот он; вылез, помахивая хвостом, и побрел к общей собачьей плошке с водой. Как холодно и тихо! На дороге - никого; даже сов, и тех не слышно; сад и поля лежат в лунном свете молчаливые, застывшие, пустые - до той длинной полосы лесов! Англия - посеребренная луной и равнодушная к своей судьбе, не верящая радостной вести и все та же, неизменная и прекрасная, даже несмотря на то, что фунт упал! Динни вглядывалась в сумрак этой тихой ночи. Люди и вся их политика - как мало они значат, как быстро исчезают, словно капли росы на хрустальной поверхности этой огромной божьей игрушки! Страстная напряженность человеческих чувств и непостижимое ледяное равнодушие времени и пространства!.. Может быть, смириться, снова вернуться к жизни?