Джон Голсуорси - Сильнее смерти

Джип подняла голову и сказала:

- Никакого позора не будет, мистер Уэгг, если только вы сами до этого не доведете. Если бы незаметно отослать Дафну... Дэйзи... куда-нибудь в тихое место, пока все не кончится, тогда никто об этом я не узнает.

Рот мистера Уэгга слегка приоткрылся, его дыхание, наверно, слышно было на улице.

- Вы хотите сказать, мэм, что не собираетесь возбуждать судебное дело?

Джип утвердительно наклонила голову. Мистер Уэгг стоял молча, только его лицо, чем-то напоминающее мопса, слегка подергивалось.

- Ну что ж, - сказал он наконец. - Этого она, пожалуй, даже не заслуживает. Но не скрою: для меня это - огромное облегчение. И я должен сказать, что в такой молодой и красивой даме, как вы, проявляется истинно христианский дух. - Джип снова покачала головой, но он продолжал: - Да, да, это так! Это говорю вам я, человек, который годится вам в отцы, и исправный прихожанин.

Он протянул ей руку. Джип подала ему свою, затянутую в перчатку.

- Я очень, очень сожалею, - сказала ока. - Пожалуйста, будьте к ней добрее.

Мистер Уэгг стоял со скорбным видом, потирая руки.

- Я семьянин, - сказал он. - Семьянин с серьезным взглядом на жизнь; я никогда не думал, что подобное могло произойти в моей семье, - никогда'. Это... я не могу вам даже сказать, что это такое!

Джип взяла свой зонтик. Она чувствовала, что должна немедленно уйти; в любой момент этот человек может сказать что-либо вовсе уж невыносимое. К тому же запах баранины все усиливается.

- Мне очень жаль, - повторила она. - До свидания! - И она направилась к двери.

Она слышала, как он тяжело дышал, провожая ее. Мистер Уэгг пропустил ее вперед, держась за ручку входной двери. Его свиные глазки глядели на нее почти благоговейно.

- Да, - сказал он, - я очень счастлив, что имел честь познакомиться с вами; и, осмелюсь сказать, вы мне глубоко симпатичны. До свидания!

Джип жадно вдыхала свежий воздух. Щеки ее горели; словно ища какой-то защиты, она раскрыла зонтик. Бледное лицо девушки снова встало перед ней, и она услышала ее голос: "О миссис Фьорсен, как бы я хотела умереть! Как бы хотела!"

ГЛАВА XVI

Она шла под зонтиком, бессознательно стараясь держаться поближе к деревьям. В голове снова вихрем проносились все впечатления этого дня: Дафна Уинг; похожая на морду мопса физиономия мистера Уэгга; крашеный ковыль на камине, синяя ваза; Росек, бросающийся к ней; ее девочка, спящая под деревьями.

Она дошла до Кенсингтонского парка и села на скамью. Близился час завтрака; няньки с детскими колясками, старики, собаки - все спешили подкрепиться. Люди оглядывались на красивую молодую женщину, которая праздно сидела и скучала в такой час, и пытались найти в ней хоть какой-нибудь недостаток - кривые ноги или что-нибудь еще. Джип не замечала ничего, кроме собак, которые то и дело на бегу обнюхивали ее колени. Она так долго приучала себя к равнодушию, так долго отказывалась смотреть в лицо действительности; но теперь этот барьер был сломан, и вот поток жизни захлестывает ее. "Процесс!" Тем, кто не поверяет своих личных дел даже ближайшим друзьям, и в голову не приходит возможность публичного обсуждения их бед; такая мысль, разумеется, никогда не возникала и у Джип. С горькой улыбкой она подумала: "Мне все же лучше, чем ей! А что, если бы я тоже любила его? Нет, я никогда, никогда не захочу любить. Женщины, которые любят, слишком много страдают".

Она просидела в парке долго, пока не вспомнила, что в три часа должна быть у мосье Армо, а было уже около трех. Она поднялась и зашатала по траве. Воздух был полон гудения пчел, ворковали голуби, мягко шелестели листья, доносился запах цветущих лип, по синему небу медленно плыли спокойные, пышные облака. А она - почему ей суждено быть такой несчастной?..

Какой-то пятнистый спаньель - жуликоватый пес с широкой головой и пушистым чубом на макушке - пристал к ней, ожидая, что она бросит свой зонтик в воду и велит его доставать, - иначе зачем же люди что-то носят в руках?

Мосье Арно шагал по комнате. Окна были открыты, но запах греческого табака еще не выветрился.

- Я уже думал, вы не придете, - сказал он. - Вы бледны. Это от жары? Или... - он пытливо посмотрел ей в лицо, - ...или кто-нибудь обидел вас, мой маленький друг?

Джип покачала головой.

- А! Ну да! Вы ничего мне не рассказываете; вы никому ничего не рассказываете! Вы прячете свое милое лицо, как закрывает цветок свою чашечку по ночам. В вашем возрасте, дитя мое, надо поверять кому-нибудь свои горести; тайные страдания - это для музыканта то же самое, что сильный ветер во время сева. Ну, расскажите-ка мне о своих бедах. Я уже давно собирался расспросить вас. Мы ведь только однажды бываем молоды. Я хочу видеть вас счастливой.

Станет ли ей легче, если она решится излить ему свою душу? Его карие глаза смотрели на нее вопросительно, как глаза старой собаки. Ей не хотелось обижать этого добряка. И все-таки это невозможно!

Мосье Армо сел за рояль. Опустив руки на клавиши, он обернулся к ней.

- Я люблю вас, знаете? Старики могут всей душой любить, хотя понимают тщетность своих чувств, и поэтому на них можно не сердиться. И все-таки нам доставляет удовольствие быть полезным юности и красоте; это согревает наши души. Расскажите мне о вашем горе.

Он подождал мгновение, потом сказал раздраженно:

- Ну, ладно, ладно! Перейдем к музыке!

Обычно он сидел рядом с ней у рояля, но сегодня остался стоять, словно собираясь быть особенно строгим. Джип начала играть. То ли потому, что нервы ее были напряжены до предела, то ли потому, что она не успела даже позавтракать, но играла она лучше, чем когда-либо прежде. То был полонез Шопена ля бемоль мажор, песня революции, которая всегда казалась ей недостижимой. Когда она кончила, мосье Армо взял ее руку и поднес к губам она почувствовала, как колется его щетинистая маленькая бородка. Подняв голову, она удовлетворенно вздохнула. Позади раздался насмешливый голос:

- Браво!

В дверях стоял Фьорсен.

- Мои поздравления, madame. Я давно уже хотел видеть вас под вдохновляющим воздействием вашего... учителя!

У Джип забилось сердце. Мосье Армо не шевелился, в глазах его был испуг.

Фьорсен сложил пальцы щепотью и чмокнул.

- Этот старый Панталоне! Фу-фу, ну и любовник!

Джип увидела, как задрожал старик; она вскочила и крикнула:

- Ты... ты... негодяй!

Она услышала голос мосье Армо:

- Прежде чем вы уйдете отсюда, monsieur, объясните мне вашу дурацкую выходку!

Фьорсен погрозил кулаком и вышел, что-то бормоча. Они услышали, как хлопнула входная дверь. Джип отвернулась к окну и стояла, глядя во двор. Даже сюда добралось лето. Листья чахлого деревца блестели; в солнечном свете грелся черный кот с голубым бантом на шее. Из боковой улицы доносился голос торговки земляникой. Она знала, что мосье Армо все еще стоит, прижав ладонь ко рту, и ее мучило горе, угрызения совести. Так оскорбить этого доброго и безобидного старика! До такого издевательства ее муж еще не доходил. Она никогда не простит ему этого. Он оскорбил и ее, она не намерена больше терпеть! Она повернулась и протянула мосье Армо обе руки.