Джон Голсуорси - Усадьба

Над его коленями появилась голова Джона: зрачки смотрят вверх, и под ними розовое.

"Хозяин, - как будто говорил он. - Я чувствую, что становлюсь стар. Я знаю, что мне недоступно многое, но ты, понимающий все, устрой так, чтобы мы не расставались и после смерти".

У въезда в аллею карета остановилась, и мысли Пендайса потекли в ином направлении. Двадцать лет назад он бы обогнал Бартера. Бартеру сейчас сорок пять. Прибавить ему его пендайсовские четырнадцать, и еще неизвестно, кто бы прибежал первый. Он почувствовал странное раздражение против Бартера. Отлично вел себя на пожаре. Ну да и он сам был молодцом. Но эллимановский бальзам, пожалуй, - слишком сильное средство. Гомосея лучше. Марджори придется хорошенько растереть его. И вдруг, по ассоциации назвав имя жены, он тут же вспомнил сына, и от душевного покоя не осталось и следа. Спаньель Джон, давно почуяв близость дома, тихонько скулил, беспечно ударяя остатком! своего хвоста по сапогам хозяина.

Нахмурив брови и с трясущейся нижней губой, сквайр с трудом выбрался из кареты и, тяжело ступая, стал медленно подниматься по лестнице в комнату жены.

ГЛАВА VI

ХАЙД-ПАРК

Каждый год в мае выпадает день, когда в Хайд-парке все необычно. Прохладный ветерок шевелит листву, горячее солнце блещет на воде Серпантайна, на каждом кустике, на каждой травинке. Птицы заливаются на разные голоса, оркестр играет самые веселые мелодии, белые облака плывут высоко в синем небе. Чем, почему этот день отличается от вереницы подобных ему, уже бывших и поджидающих еще свой черед, сказать невозможно; но как будто весь парк решил: "Я живу сегодня. Прошлое прошлым, а до будущего мне дела нет!"

И всякий, кто забредет в Хайд-парк в такой денек, не избежит действия его весенних чар. Шаг становится быстрее и легче, юбки колышутся веселее, трости взлетают выше, появляется даже блеск в глазах, в тех самых глазах, в которых всегда скука от вида улиц; и каждый, у кого есть любимая, мечтает о ней; а там" и сям в нарядной толпе видишь его вместе с ней. И весь парк и каждый встречный приветливо улыбаются и кивают им.

В такой-то день у леди Молден в ее квартире на Принс-Гейт собрались обсуждать положение женщин-работниц. Разгорелся спор после того как один из выступавших неопровержимо доказал, что женщины из рабочего класса не имеют ровным счетом никакого положения.

Грегори Виджил и миссис Шортмэн вышли от леди Молден вдвоем и, перейдя через Серпантайн, пошли прямо по траве.

- Миссис Шортмэн, - сказал Грегори, - не кажется ли вам, что мы все немного сошли с ума?

Шляпу он нес в руке, и его прекрасные седые волосы, растрепавшиеся в пылу спора у леди Молден, так и остались в беспорядке.

- Да, мистер Виджил. Только я что-то не...

- Мы все немного сошли с ума! Что, собственно, значат речи леди Молден? Мне она в высшей степени неприятна.

- О мистер Виджил! У леди Молден самые лучшие намерения!

- Лучшие намерения? Она мне отвратительна. И чего ради мы убили столько времени в этой душной гостиной! Взгляните на небо!

Миссис Шортмэн взглянула на небо.

- Но, мистер Виджил, - заговорила она, волнуясь, - мне кажется иногда, что вы видите вещи не такими, какие они есть, а какими они должны быть! Путь, по которому вы идете...

- Млечный Путь, - сказал вдруг Грегори.

Миссис Шортоэн поджала губы: она никак не могла привыкнуть к его манере шутить.

Остаток пути разговор у них не вязался. В редакции мисс Мэллоу, сидя за машинкой, читала роман.

- Для вас несколько писем, мистер Виджил.

- Миссис Шортмэн считает, что я не могу трезво судить о вещах, ответил Грегори, - а вы как думаете, мисс Мэллоу?

Румянец со щек мисс Мэллоу пополз на ее шею и покатые плечи.

- О, нет! Вы судите трезво, мистер Виджил, только... может, мне кажется... Я не знаю, вы хотите иногда добиться невозможного.

- Билкок Билдингс!

Минуту все молчали. Затем миссис Шортмэн, сидя за своим бюро, начала диктовать, и машинка затрещала.

Грегори, прочитав письмо, сидел неподвижно, опустив голову на руки. Миссис Шортмэн перестала диктовать, машинка утихла. Но Грегори не двигался. Обе женщины повернулись, посмотрели на него. Затем взглянули друг на друга и отвели глаза в стороны. Через несколько секунд обе опять устремили взгляды на Грегори. Грегори сидел все в той же позе, не двигаясь. В глазах женщин появилось беспокойство.

- Мистер Виджил, - наконец проговорила миссис Шортмэн, - мистер Виджил, как, по-вашему...

Грегори поднял голову, его лицо было красно до корней волос.

- Прочтите это, миссис Шортмэн.

Отдав ей письмо на голубоватом листке с орлом и девизом "Strenuus aureaque penna", он встал и принялся расхаживать по комнате. И пока он легкими, крупными шагами ходил взад и вперед, миссис Шортмэн, не отрываясь, читала, а девушка за машинкой сидела неподвижно. Лицо ее было красно от ревнивой зависти.

Миссис Шортмэн положила листок на верхнюю полку бюро и сказала, не поднимая глаз:

- Конечно, очень жаль бедную девушку, но, в сущности, мистер Виджил, так должно быть, чтобы сдерживать... сдерживать...

Грегори остановился; поймав его сверкающий взгляд, миссис Шортмэн сбилась с мысли, - этому взгляду, подумалось ей, не дано видеть вещи в их реальном свете. Повысив голос, она продолжала:

- Если бы не страх перед позором, числа не было бы подобным случаям. Я знаю деревню, мистер Виджил, лучше, чем вы.

Грегори зажал уши.

- Мы должны немедленно найти для нее приют.

Окно было раскрыто настежь, так что он не мог распахнуть его еще шире, и он стоял и смотрел в небо, будто отыскивая этот приют.

А небо, на которое он глядел, было голубое, и белые птицы-облака летели в его глубине.

Он вернулся к столу и принялся за следующее письмо...

"Линкольнс-Инн-Филдс

24 мая, 1892.

Дорогой Виджил!

Я вчера видел Вашу подопечную и узнал от нее одно обстоятельство, которое Вам еще не известно и которое, я боюсь, причинит Вам боль. Я спросил ее прямо, можно ли посвятить во все Вас, и она ответила: "Ему лучше узнать, только мне жаль его". Короче говоря, дело вот в чем: то ли Белью почуял, что за ним следят, то ли кто-то подсказал ему эту мысль, только он предвосхитил нас и начал дело против Вашей подопечной, назвав в качестве соответчика Джорджа Пендайса. Джордж был у меня и показал повестку из суда. Он сказал, что в случае необходимости готов показать под присягой, что между ними ничего не было. Словом, он занял обычную позицию "благородного человека".

Я тотчас поехал к миссис Белью. И она сказала мне, что обвинение справедливо. Я спросил, хочет ли она защищать себя в суде и предъявить встречный иск против мужа. Ответ был таков: "Мне решительно все равно". Больше я ничего от нее не добился, и, как ни странно, я верю, что так оно и есть. Мне показалось, что она настроена весьма беспечно и не питает к мужу недоброжелательства.