Джон Голсуорси - Вилла Рубейн

- Я думаю не о себе, - горячился герр Пауль, - я думаю об обществе! Существуют приличия!

- Порядочное общество еще никогда не требовало от мужчины, чтобы он попирал собственное достоинство. Если я обжегся на женитьбе, которую предпринял на свой страх и риск, то при чем здесь общество? Думаете, я буду скулить и просить у общества помощи? А что касается приличий, то мы бы чертовски выгадали, если бы перестали носиться с ними. Предоставьте это женщинам! Я и гроша ломаного не дам за тех мужчин, которые в подобных обстоятельствах говорят о своих правах.

Сарелли встал.

- Но честь, - сказал он, - ведь есть еще честь!

Мистер Трефри уставился на него.

- Честь! Если преследование женщины и есть ваше представление о чести, то... я его не разделяю.

- Значит, вы простили бы ее, сэр, что бы ни случилось, - сказал Дони.

- Прощение - это другое дело. Этим пусть занимаются ханжи. Но преследовать женщину! К черту, сэр, я не сноб! - И, хлопнув по столу ладонью, он добавил: - Об этом даже говорить протиюно.

Сарелли развалился на стуле и стал ожесточенно крутить усы. Гарц поглядел туда, где прежде сидела Кристиан, и встал.

"Если бы я был женат!" - вдруг подумал он.

Герр Пауль таращил глаза, посоловевшие от выпитого, и все бормотал:

- Ну, а долг перед семьей!

Гарц потихоньку вышел в сад. Луна, словно сказочный белый фонарь, горела на лиловом небе; тлели редкие звезды. Воздух был теплый, но вдруг от снежных гор пахнуло холодом. От этого Гарцу захотелось разбежаться и прыгнуть. Сонный жук опрокинулся на спину, Гарц перевернул его и наблюдал, как он побежал по травинкам.

Кто-то играл "Kinderscenen" {Сцены детства (нем.).} Шумана. Гарц остановился послушать. Музыка звучала в лад его мыслям, обволакивала; в ночи, казалось, звучали девичьи голоса, а надежды и грезы, порожденные тьмой, возносились к горным вершинам, невидимым, но близким. Между стволами акаций мелькали белые платья. Это прогуливались Грета и Кристиан. Он направился к ним; в лицо бросилась краска, он почувствовал, как его с головой захлестнуло сладостное чувство. И вдруг он в ужасе остановился. Он влюблен! А ведь еще ничего не сделано, еще столько предстоит сделать! Не устоять перед парой красивых глазок! Белые платья уже скрылись из виду. Он не даст себя опутать, он подавит в себе это чувство! Гарц пошел прочь, но с каждым шагом сердце его болезненно сжималось.

За углом дома, в тени стены, стоял, прислонившись к дереву, итальянец Доминик. Он был в расшитых домашних туфлях и курил длинную трубку с вишневым чубуком. Типичный Мефистофель во фраке. Гарц подошел к нему.

- Одолжите мне карандаш, Доминик?

- Bien, m'sieur {Извольте, сударь (франц.).}.

Пристроив визитную карточку на стволе дерева, Гарц написал миссис Диси: "Простите меня, я должен уехать. Через несколько дней рассчитываю вернуться и закончить портрет ваших племянниц".

Он послал Доминика за своей шляпой. Пока слуга ходил, он чуть было не разорвал карточку и не вернулся в дом.

Когда итальянец вернулся, Гарц сунул ему карточку в руку и пошел к тополям, высеребренным лунным светом и похожим на всклоченных призраков.

VIII

Гарц шатал по дороге прочь от виллы. Выла собака. А ему и без этого воя было тоскливо. Он заткнул пальцами уши, но тоскливый звук все равно проникал в них и отдавался болью в сердце. Неужели ничто не может избавить его от этого чувства? В старом доме на дамбе ему не стало легче, и он всю ночь шагал из угла в угол.

Перед самым рассветом он с рюкзаком за плечами уже шел по дороге к Мерзну.

Почти миновав Грис, он догнал человека, который шел посередине дороги и оставлял за собой струйку сигарного дыма.

- А! Мой друг, - сказал курильщик, - раненько же вы гуляете. Нам по дороге?

Это был граф Сарелля. Слабый свет придавал его бледному лицу какой-то серый оттенок; уже чернела, пробиваясь сквозь кожу, борода, небритая со вчерашнего дня; большие пальцы были засунуты в карманы наглухо застегнутого сюртука, а остальными он жестикулировал.

- Путешествуете? - сказал он, кивнув на рюкзак. - Вы рано вышли, а я поздно возвращаюсь; у нашего друга превосходный кюммель... я слишком много выпил. Кажется, вы еще не ложились? Если сон бежит от кого-нибудь, стоит ли отправляться на его поиски? Согласны? Лучше пить кюммель! Простите! Вы поступаете правильно: вы бежите! Бегите прочь как можно быстрей! Не ждите, не давайте этому захватить себя!

Гарц с изумлением смотрел на него.

- Простите, - повторил Сарелли, приподнимая шляпу. - Эта девушка... девушка в белом... я видел. Правильно делаете, что бежите прочь! - Он нетвердо держался на ногах. - Тот старикашка... Как его зовут... Трррефрри! Что за понятие о чести! - бормотал он. - Честь - понятие абстрактное! Кто не верен абстракции, тот низок. Погодите минутку!

Он прижал руку к боку, словно от боли.

Изгороди чуть-чуть порозовели; на длинной пустынной дороге, кроме их собственных шагов, не было слышно ни звука; вдруг защебетала птица, другая отозвалась - мир, казалось, наполнился тоненькими голосками.

Сарелли остановился.

- Эта девушка в белом... - быстро проговорил он. - Да! Вы поступаете правильно! Прочь! Не поддавайтесь! Я замешкался и попался... а что получилось? Все пошло прахом... а теперь... кюммель!

Он хрипло захохотал, подкрутил ус и покачнулся.

- Я был молодец хоть куда... все было по плечу Марио Сарелли; всему полку был примером. А потом, появилась она... хорошенькие глазки и белое платье, всегда в белом платье, как ваша, родинка на подбородке, ручки быстрые, а прикоснется... теплые, как солнечные лучики. И не стало прежнего Сарелли! Маленький домик у крепостного вала! Ручки, глазки, а здесь у нее ничего, - он похлопал себя по груди, - кроме пламени, от которого очень скоро остался только пепел... вот такой!.. - Он стряхнул белесый пепел с конца сигары. - Забавно! Вы согласны, hein? Когда-нибудь я вернусь и убью ее. А пока... кюммель!

Он остановился возле дома, стоявшего у самой дороги, и осклабился.

- Я уже надоел вам, - сказал он. Сигара его ударилась о землю у ног Гарца, выбросив сноп искр. - Я живу здесь... всего хорошего! Вы любите работать... ваша честь - это ваше искусство! Я понимаю. И потом вы молоды! Человек, которому плоть дороже чести, низок... я и есть низкий человек. Я, Марио Сарелли, низкий человек! Плоть мне дороже чести!

Он покачивался у калитки, с ухмылкой на лице; потом, спотыкаясь, поднялся на крыльцо и захлопнул за собой дверь. Но не успел Гарц сойти с места, как он вновь появился на пороге и поманил его рукой. Гарц невольно шагнул к нему и вошел в дом.

- Будем кутить до утра, - сказал Сарелли. - Вино, коньяк, кюммель? Я добродетелен... Пью только кюммель!

Он сел за пианино и стал что-то наигрывать, Гарц налил себе вина. Сарелли кивнул.

- С этого начинаете? Allegro-piu-presto! {Быстро-быстрее-еще быстрее! (итал.).} Вино-коньяк-кюммель! - Он стал наигрывать быстрей. - Это не слишком долгий пассаж, а потом... - Он снял руки с клавиш, - ... приходит это.