Джон Голсуорси - Вилла Рубейн

Кристиан старалась не смотреть на нее,

- Дорогая, - снова начала мисс Нейлор. - Я глубоко... то есть, я хочу сказать, все мы в свое время... и поэтому, видите ли... так тяжело!

Кристиан поцеловала ее затянутую в перчатку руку. Мисс Нейлор покачала головой, по носу ее скатилась слеза.

- Давайте-ка распутаем клубок шерсти! - как-то особенно весело сказала она.

Примерно полчаса спустя миссис Диси позвала Кристиан в свою комнату.

- Дорогая, - сказала она, - зайди ко мне на минутку; я тебе дам почитать письмо.

Кристиан пошла к миссис Диси как-то по-новому, твердо сжав губы.

Ее тетушка сидела спиной к свету и постукивала полированным ногтем по аквариуму с золотыми рыбками.

В комнате было весьма прохладно. Она протянула письмо.

- Твой дядя сегодня не вернется.

Кристиан взяла письмо, написанное мелким неровным почерком; оно было лаконично.

"Ауэр, 6.15.

Дорогая Констанс, сегодня не вернусь. Посылаю Доминика за вещами. Скажи Кристиан, чтобы приехала с ним, сегодня же вечером, если может. Твой любящий брат

Николас Трефри".

- Доминик с экипажем здесь, - сказала миссис Диси. - Ты еще успеешь на поезд. Поцелуй за меня дядюшку. Я хочу, чтобы ты взяла с собой Барби. - Она встала с кресла и протянула Кристиан руку. - Дорогая! У тебя очень усталый вид... очень! Почти больной! Мне не нравится, как ты выглядишь. Подойди!

Она вытянула свои бледные губы и поцеловала девушку в еще более бледную щеку.

Когда Кристиан вышла из комнаты, она опустилась в кресло, сморщила лоб и стала томно разрезать журнал. "Бедняжка Кристиан! - подумала она. - Как тяжело она переживает все это! Мне жаль ее, но, пожалуй, это подготовит ее к тому, что может случиться. Психологически это интересно".

Вещи Кристиан уже были упакованы, и Доминик с Барби ждали ее. Несколько минут спустя они уже ехали к станции. Кристиан усадила Доминика напротив.

- Рассказывайте, - попросила она его.

У Доминика поднялись брови, и он виновато улыбнулся.

- Мадмуазель, мистер Трефри велел мне держать язык за зубами.

- Но мне-то вы можете сказать, Доминик. Барби ничего не поймет.

- Вам, пожалуй, мадмуазель, - сказал Доминик тоном человека, примирившегося со своей судьбой. - Ведь вы сейчас же забудете обо всем, что услышите. Мой хозяин плох, у него ужасно болит здесь, у него кашель, он совсем плох, совсем плох.

Девушку охватил страх.

- Мы ехали всю ночь, - продолжал Доминик. - Утром мы приехали. Сеньор Гарц пошел по вьючной тропе; он доберется до Италии... он уже в Италии. А мы остановились в Сан-Мартино, хозяин лег спать. Мы вовремя добрались, и то я еле раздел его, так у него распухли ноги. К вечеру приехал верхом сеньор из полиции, весь красный, потный; я ему соврал, что мы были в Паневеджо, а так как мы туда и не заезжали, то он вернулся оттуда злой... Mon Dieu!.. злой, как черт. Мне было лучше не попадаться ему на глаза, и пока он разшваривал с хозяином, я не входил туда. Но они много кричали. Я не знаю, что там было, только наконец сеньор из полиции выскочил из комнаты хозяина и уехал. - Лицо Доминика застыло в сардонической ухмылке; он почесывал пальцем одной руки ладонь другой. - Мистер Трефри после этого приказал мне принести виски, но у него не осталось денег, чтобы заплатить по счету, - это уж я точно знаю, пришлось заплатить самому. А сегодня, мадмуазель, я одел его, и мы очень медленно доехали до Ауэра; дальше он ехать не мог и слег. Он очень болен.

Кристиан овладели тяжелые предчувствия; остаток пути они ехали молча, и только Барби, деревенская девушка, в восторге от путешествия по железной дороге вздыхала: "Ach! Gnadiges Fraulein! {Ах, барышня! (нем.).} - и посматривала на Кристиан сияющими глазами.

Как только они прибыли в маленькую гостиницу, Кристиан пошла к дяде. У него в комнате были завешаны окна и пахло воском.

- А, Крис, - сказал он, - рад тебя видеть.

Облаченный в голубой фланелевый халат, с ногами, укутанными в плед, он лежал на кушетке, удлиненной с помощью стульев. Он протянул руку - вены на запястье, не прикрытом слишком коротким рукавом халата, были вздуты. Кристиан, поправляя подушки, с тревогой смотрела ему в глаза.

- Я не совсем здоров, Крис, - сказал мистер Трефри. - Мне как-то не по себе. Завтра я поеду вместе с тобой домой.

- Дядя, позвольте мне послать за доктором Дони.

- Нет, нет! Он мне успеет надоесть, когда я вернусь домой. Для врача он человек очень неплохой, только я терпеть не могу его супчиков... одни кашки да супчики, а поверх всего эти мерзкие лекарства! Пошли ко мне Доминика, девочка. Надо привести себя в порядок! - Он потрогал небритую щеку и запахнул халат на груди. - Взял у хозяина. Когда вернешься, кое о чем поговорим,

Час спустя, когда она вошла к нему в комнату, он спал. Прислушиваясь к его неровному дыханию, она старалась догадаться, о чем он собирался говорить с ней.

У него совсем больной вид! И вдруг ей пришло в голову, что мысли ее заняты совсем не им... Ведь это он возил ее на спине, когда она была совсем маленькой; это он делал ей бумажные треуголки и лодочки; это он учил ее править лошадьми; это у него она сидела на коленях; это он делал подарки без счета и получал в благодарность поцелуи. И теперь он болен, а она думает о другом! Он был для нее олицетворением всего самого дорогого, самого близкого, и все же перед глазами ее стоял образ другого.

Вдруг мистер Трефри проснулся.

- Уж не спал ли я? Кровати здесь чертовски жесткие,

- Дядя Ник, вы мне не скажете, что с ним?

Мистер Трефри взглянул на нее, и Кристиан, не выдержав его взгляда, опустила глаза.

- Он благополучно добрался до Италии; полицейские гнались за ним не очень усердно - сколько лет прошло! От взятки они не отказались. А теперь послушай меня, Крис!

Кристиан подошла поближе, он взял ее за руку.

- Мне бы хотелось, чтобы ты все-таки подумала. Дело не в положении, дело не в деньгах, потому что, в конце концов, у меня всегда найдется... Кристиан отрицательно покачала головой. - Но, - настаивал он дрожащим голосом, - дело в том, что вы люди разного происхождения, а это серьезная вещь, дело в этом анарх... политическом заговоре, дело в разном образе жизни, а это тоже серьезная вещь, и наконец то, к чему я клоню, Крис... дело в самом человеке!

Кристиан отдернула руку. Мистер Трефри продолжал: - Ну, что ж... Я человек старый и люблю тебя, но я должен высказать все, что у меня на уме. Он смелый, он сильный, он серьезный, но у него чертовски горячий норов, он эгоист, и... и тебе нужен не такой муж. Если ты выйдешь за него, то пожалеешь, помяни мое слово. Ты вся в отца, а он был прекрасным человеком, но слишком мягким. С Гарцем вы как земля с железной рудой будете - сколько их не смешивай, все равно врозь!

Он откинул голову на подушки и, протянув руку, сказал печально: