Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

Быстро разобрались на пары - танцевать кадриль. Анну пригласил парень, что сидел рядом с ней, с другой стороны от Федора. Это и был тот самый Костя, который зайца пожертвовал честной компании. Федор плясать кадриль не умел, да и совестился, взрослый мужик, на войне раненный, топтаться молодяжкам на смех…

Ульяну пригласил кто-то другой. Она встала, хотела вязанье свое оставить на лавке, заколебалась, затем быстро, не глядя на Федора, положила ему на колени:

- Подержи, Федя, пожалуйста… Пока кадриль… Федор сжал пальцами шерстяной клубок, смотрел на танцующих, чувствуя, как греет ему ладони вязанье Ули. Как хорошо, что отдала она ему на хранение свою работу, рукоделье свое. Она как бы и не сказала ничего такого, а вот отдала вязанье, будто предупредила: сейчас вернусь и снова рядом с тобою сяду, Федя… Неужели и она что-то такое чувствует, ну, что и он к ней?

Плясали от души, важно шаркая по полу валенками, покачиваясь красиво и плавно. Но без притопов.

Как просила хозяйка. Один парень все ж не вытерпел и лихо топнул. Вернее сказать, не он топнул, а сама нога его выстрелила сверху вниз, ударила в пол - ну требует же душа! Но парня тут же дружно одернули: против воли хозяйки, которая милостиво предоставила помещенье для вечеринки,- ни-ни, не топать.

После кадрили все танцоры выскочили на улицу проветриться и занесли с собой в избу свежий воздух. Даже в слабом свете коптилки видно было, как приятно возбуждены Анна и Уля.

- Почему ж ты, Федя, не пригласил Ульяну на кадриль?- спросила Анна.

- Да вот… слабоват я в кадрили, Аня, у нас в Изъядоре кадриль не пляшут.

Ульяна снова занялась вязанием, сказала:

- А мы научим, только пожелай, враз научим.

И тихонько засмеялась чему-то. Федор посмотрел в сторону, а Ульяна перегнулась к Анне и прошептала, Федор слышал каждое слово:

- Ань, когда плясали, Никита говорит: я к тебе сватов пришлю!

- Ну-у… вот смеху-то… Никита в женихи просится. А ты?

- Я говорю: давай, Никитушка, присылай, присылай, милый, у меня коромысло такое ладное - я твоих сватов коромыслом встречу…

Обе весело захохотали, а Федору стало не по себе: он и понимал, что этот их шепот предназначался, конечно, ему в первую очередь, ну, девичьи хитрости, пусть, мол, заревнует… Понимал, да, но все равно загрустил. А что, как и вправду - явится какой-нибудь Никита, не этот, так другой, и уведет Улю под венец?.. У Федора дыхание пресеклось от такой думки. А что, вполне может быть такое. Ему же еще на войну возвращаться. А когда она кончится? И повезет ли еще, если вот так саданет осколком? Чуть повыше - и снесет башку к черту.

- Я тоже пойду проветрюсь,- сказал Федор.- Здесь уж как в бане, впору париться.

На крыльце он вдохнул полной грудью свежего воздуха. Ну, пора, видно, уходить отсюда. Что он может пообещать Ульяне? Что живой с войны вернется? С руками-ногами? Да кто ж такое посулить может, в пекло идучи… Нечего и обманывать девушку…

Он спустился с крыльца.

- Эй, ты, ижемский!- По лесенке вслед за ним сбежали два парня. Первого Федор сразу узнал, он с Улей кадриль выплясывал. Он и окликал Федора. Второй был пошире в плечах и пока помалкивал.

- Слышь, парень, у тебя германцы чего, весь ум-разум вытряхнули? или осталось маленько? Память-то не отшибло? Помнишь ли, что дом твой не тут, а в Изъядоре? Здесь-то ты чего потерял, Федя-съешь-медведя?..

Манера молодого парня так говорить с незнакомым удивила Федора. Задираться - ну, это понятно, если парнишка имеет виды на Ульяну. Но лаяться-то зачем? на приезжего?

Федор остановился и подождал, пока парни подойдут поближе.

Они и подошли.

- Ты давай-ка, домой правься, пока жив-здоров,- продолжал тот же парень. Никита, что ли, вспомнил Федор. - Будешь тереться у чужого загона, можем и голову прищемить промеж жердями… а с носу брусничную водичку пустить, не поглядим на твои матросские клеши…

- Как будто и не праздник сегодня, а ты словно выпивши,- откликнулся Федор спокойно.- Некрасиво, Никита, нехорошо. А уж где мне тереться, я сам решу, тут мне указчики не нужны, будь уверен.

- Cepeгa, - парень-задира повернулся к напарнику.- Да этот ижемский не понимает эжвинского. Скажи? Придётся растолковать.

И, поворачиваясь, чванливый Никита широко замахнулся кулаком Федору прямо в лицо. Но тот был уже готов ко всему, отпрянул, перехватил руку парня за запястье и резко завернул ему за спину. Бедняга вскрикнул, согнулся после такого приема, Володя Борщевский учил: дать резко в бок, по печени, чтоб уткнулся носом в землю. Ну, это если в настоящей драке, с чужими. А тут Федор парня бить не стал, только с силой толканул его в снег, следя за вторым. Тот молча бросился на Федора. Но попался на подножку, Федор перехватил его за руку, дернул, а потом еще кулаком по горбу добавил - так что парень метра три вперед пролетел и тоже в снег рухнул.

Выходит, уроки Борщевского и дома сгодились, грустно подумалось Федору. Володя Борщевский давно твердил: одной силы мало, человек должен уметь защищаться, если нападут, и не только сдачи дать, но и отбить охоту нападать на тебя… Он и учил Федора, приговаривая: если, Федя, к твоей силе да еще уменья и ловкости - тебе сам черт не страшен. Кое-чему Борщевский успел его научить.

На корабле, когда матросы шли в увольнение, Федора охотно брали с собой. По городу ходили небольшими группами, дело молодое, всякое случалось, но матросы никого не боялись. Даже если двое их против десяти городских - не устрашатся, не побегут. Ремень с бляхой на кулак намотают, и поди, возьми их голыми руками. А что эти парни с верховьев Эжвы могут знать про настоящих матросов? И слыхом не слыхивали… Никита держался за правое плечо и постанывал. Его напарник успел подняться, старательно отряхнулся от прилипшего снега и подошел к товарищу:

- Ну, что?

- Видно, руку сломал, антихрист… Шевельнуть не могу,- сквозь зубы признался тот.

Федор усмехнулся:

- Ничего, пока не сломал, не боись. Бабушка потрет и выправит, до свадьбы обязательно заживет. Если, конечно, еще раз не нарвешься на умелого и не захочешь чью-нибудь голову прищемить… На крыльце появились Анна с Ульяной. При девчатах парень стонать перестал. А те сразу поняли, что тут происходит:

- Эй, бесстыжие! Не вдвоем ли на одного? Только посмейте!

- Да что вы, девочки,- сказал Федор совершенно серьезно.- Ребята просто интересуются, какие из себя германцы да как их кайзер одевает, ну и все такое…

Парни ушли.

- Я за прялкой сбегаю,- заспешила Анна.

- Вязанье мое прихвати,- попросила Ульяна.

Они стояли вдвоем, рядышком, и молчали. Уля склонила голову и носочком валенка колупала снег. А Федор смотрел и ждал, когда она поднимет голову да взглянет на него. Он понял уже, понял, что не будет теперь ему покоя, нет, не будет. Вот эта Ульяна и не даст ни днем, ни ночью. Ульяна - а не Саня из Переволока, которая так нравилась ему до службы на флоте.