Валентина Немова - Изъято при обыске

Попробовала она, при своем невысоком росте, с места не сходя, дотянуться до противоположного, по диагонали, угла стола, но лишь насмешила меня. Проехала по столу на животе, смяла изящный свой наряд. Поднимаясь, опрокинула вазу с цветами, облилась водой.

Сообразив наконец, что глупо себя ведет, да еще при зрителе, да еще при каком! — испуганно, одним глазом на меня посмотрела и поспешила отделаться от меня, пообещав, что остальные замечания выскажет мне, когда посетит несколько моих уроков.

Ей, право, не везло в моем присутствии…

***

Если бы кто-то из старшего поколения, бывший комсомольцем в 30-е годы и принимавший участие в строительстве моего родного Железногорска, вошел бы сейчас в эту классную комнату, он долго, наверное, не смог бы уяснить, что в ней делается. Весь третий ряд парт занимают учителя. Остальные достались ученикам. У доски стол, покрытый красной скатертью. За ним двое: толстая, хорошо одетая женщина лет тридцати (она сидит) и очень худой юноша в сером пиджаке и узких, сверхузких, по последней моде, брюках, с впалыми щеками и огромным клоком из светлых волос на голове (он стоит). На столе перед ними раскрытая тетрадь.

Парень водит по строчкам пальцем и монотонно, очень нудным голосом что-то читает, то и дело перевирая слова. Женщина время от времени поправляет его, а так как молодой человек в этих случаях, смутившись, вовсе замолкает, несколько слов, а то и целых предложений, громко, внятно, и не глядя в тетрадь, читает за него сама.

Написанный в тетради текст приправлен шутками. Но и претендующие на остроумие фразы юноша произносит тем же заунывным, подневольным голосом и запоздало, как бы извиняясь, улыбается, когда кто-нибудь из слушателей, раньше его самого уловив юмор, громко расхохочется. Кто-нибудь из учеников.

Учителя вообще даже не улыбаются. Их беспокоит смех. Периодически учителя строго посматривают — каждый в какую-то определенную сторону, лишь туда, где сидят именно его подопечные.

Им, подопечным, подконтрольным, под этим пристальным присмотром волей-неволей приходится соблюдать правила поведения. Кое-кто все же умудряется переговариваться с соседом, чуть слышно, не шевеля губами. Все озабочены тем, чтобы мероприятие прошло без осложнений, как не очень опасная, но затянувшаяся болезнь.

Да… Но что же все-таки здесь происходит?

— Скучно, — сказал бы энтузиаст — первостроитель, если бы заглянул сюда. — Скучно, как на уроке закона божьего…

Этот предмет давно отменили. Но чем же его заменили?

Задержись на минутку, товарищ. Напряги внимание. Ты слышишь, проскальзывают слова: комсомольцы, наша организация. Мы опора партии… Я как секретарь…

Вот, оказывается, в чем дело. Здесь заседают комсомольцы. Значит, это комсомольское собрание?

— Не может быть! — восклицает гость из прошлого. И стучит кулаком по столу. — Братва! — кричит он. — Очнитесь! Проснитесь! Гоните скуку! Гоните отсюда тех, кто задумал и организовал этот бездарный спектакль, по ошибке названный комсомольским собранием. Гоните тех, кто мешает вам быть смелыми, инициативными, деятельными!..

Как жаль, что ты, случайный свидетель происходящего, явился мне лишь в моем воображении. Как жаль, что я сама уже не ученица, а учительница и не могу, вместо тебя, сказать то, что мне хотелось бы…

Я сижу за последней партой третьего ряда. Справа от меня мои ученицы: Кушнарева, высокая, скуластая, красивая девочка, и Новикова, порывистая, нетерпеливая, с очень короткими косичками, кое-как стянутыми лентами, совсем как я в старших классах, когда сама училась в школе.

Но и она, Новикова, самая бойкая, не собирается сорваться с места, подскочить к Ермакову, оттолкнуть секретаря, возмутиться скукой, взбудоражить комсомольцев, зажечь. Она только поворачивается ко мне и, чувствуя мое состояние, говорит тихонько, слегка заикаясь:

— Скучно, правда?

— Скучно.

— У нас всегда так на комсомольских собраниях.

— А почему?

— Да потому что… потому что… Татьяна Павловна у всех на виду сидит и… учителей больше, чем комсомольцев, собралось…

Я улыбнулась.

— Ой, извините, я не хотела вас оскорбить, — Новикова покраснела.

— Я не сержусь.

— Да и повестка-то, — шепчет Кушнарева. — Я даже не запомнила ее. Доклад Татьяна Павловна написала. Ермаков всегда перед собранием в кабинете с нею заседает, речь свою обрабатывает, шлифует… А вот еще выступления послушаете. Как на уроке, будут к доске вызывать. И обязательно старост и комсоргов… — Кушнарева глядит на докладчика угрюмо, по-взрослому. — Кончает. Сейчас начнется.

Ермаков еще раз смущенно улыбнулся, пожал плечами и сел. В комнате воцарилась глубокая тишина.

— Ну, кто желает выступить? — сидя вопрошает Платова, даже не подумав, наверное, что этот же самый вопрос с не меньшим успехом мог бы задать комсомольцам председатель собрания из учеников, если бы здесь было заведено выбирать его.

В ответ ей еще более отчетливая тишина.

— Да вы что, молчать сюда пришли? Может быть, у вас во рту вода?

По рядам пробежал смешок, но тут же снова, как бы спохватившись, все присмирели. И как ни старалась Татьяна Павловна расшевелить своих питомцев, это ей не удалось.

— Ну что ж, ладно, — смирившись с неудачей, вынуждена была она применить испытанный метод. — Может быть, ты, Слесарева, скажешь? Пожалуйста!.. Слово имеет староста 10-го А.

Встала невысокая, с красивыми желто-русыми коротко остриженными волосами девушка. На лице недовольная гримаса:

— Что мне сказать? Мы только начали учиться…

— Юлия Тарасовна! — горячо прошептала мне на ухо Новикова. — Знали бы вы, какие она косы отрезала! Шикарные!..

— План работы вы составили? — голос директора.

— Составили.

— Ну, и что там у вас интересного?

Игра в вопросы и ответы надоела Слесаревой, и она торопливо стала перечислять: ходить в кино, в театр, на каток. И так далее…

— И тому подобное… — добавила Платова.

Все принужденно засмеялись.

— Конечно, — огрызнулась Слесарева и вернулась на свое место.

Так, по одному были "опрошены" все старосты и комсорги. Очередь дошла до Бармаковой, комсорга 10-го класса. Она встала решительно, откинула назад свои пушистые косы, но тут же замялась:

— Знаете, как-то даже говорить не хочется. Почему у нас всегда такие скучные повестки?

— Ах, вам эта повестка не нравится? — насмешливый голос Платовой. (Я на нее уже смотреть не могу).

— Не нравится, — очень мило сердится девушка.

— Так какую бы вы предложили? Ну? — Платова разыгрывает вежливость.

— Какую? Сейчас так сразу трудно сказать.

— А все-таки? — директриса открыто потешается над замешательством девушки, которая сильно покраснела и то и дело приглаживает вьющиеся на висках волосы.