Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного

За время учебы в старших классах наболталась я досыта. Да и не с кем было мне сейчас вести задушевные разговоры. Не было в городе уже тех подружек, кому я открывала душу. Они остались в Свердловске…

Миновало полгода с тех пор, как я открыла для себя художественную гимнастику. И вот, в одно прекрасное утро, тренируясь перед зеркалом, я сделала еще одно открытие: за прошедшие шесть месяцев внешне я очень изменилась. Плечи развернулись, спина выпрямилась, грудь выдалась вперед. Талия, которая и прежде была тонкой, сделалась просто осиной. Я смогла ее обхватить четырьмя пальцами. Одним словом, благодаря постоянным тренировкам, превратилась из угловатой девочки-подростка в стройную девушку.

Мне захотелось этой приятной новостью, кроме сестер и мамы, еще с кем-нибудь поделиться. И я пошла в гости к тониной маме, которую, как уже было сказано выше, навещала время от времени. Это было в конце декабря 1951 года. Анастасия Петровна очень обрадовалась моему приходу. Мы посидели с нею в гостиной на мягком, но уже довольно потертом диване, поохали. Тонина мама побывала в Свердловске, посмотрела своими глазами, как дочь ее там живет, и теперь жаловалась мне:

— Вылетела из родительского гнезда и еще не оперилась, но ведет себя, как хочет, не слушает наставлений матери. Влюбилась в красивого оболтуса, который уже теперь попивает, ходит за ним по институту, как тень, расставаясь лишь на то время, когда он отправляется на свидание с другой девушкой. И нисколько ее не заботит, что он ставит ее в унизительное положение.

Я посочувствовала Анастасии Петровне, которая не без оснований беспокоится о будущем своей дочери, но бранить Тоню за бездумное поведение не стала, так как сама еще совсем недавно, когда училась в 9 и 10 классах, не умнее вела себя по отношению к Лешке Крылатову.

Потом мы стали обсуждать мои дела, но не личные. После того случая, когда Алексей раскрылся передо мной во всей своей "красе", о котором сразу я ни слова даже в дневнике своем не написала и старалась не вспоминать, живя в Свердловске, говорить о нем, о Лешке, с кем бы то ни было, не испытывала я никакого желания.

Мудрецова похвалила моих родителей за то, что они, когда я, бросив юридический, вернулась домой, не послали меня работать на производство, а позволили учиться на заочном, то есть без стипендии. Похвалила меня за то, что я так хорошо учусь, стараясь поскорее окончить институт, чтобы на год раньше пойти работать и вносить свой вклад в семейный котел.

Вспомнили мы также и наших с Тоней одноклассников, о них побеседовали, уточнив, где кто и чем занимаются.

Затем Анастасия Петровна перешла к самому важному на тот день и спросила каким-то вроде даже игривым тоном, каким говорят, когда что-то приятное для собеседника замышляют.

— А где ты будешь встречать Новый год?

— Наверное, в школу пойду. Меня пригласили на бал-маскарад.

— А что наденешь?

— Какое-нибудь платье из гардероба старшей сестры.

Этот мой, на первый взгляд, странный ответ не удивил Анастасию Петровну. Она прекрасно знала, какой был заведен у нас дома порядок. Родители мои, так же, как и она, тонина мама, трудились не покладая рук. Отец на производстве и в своем саду. В это время был у нас уже свой земельный участок, мама — по хозяйству и на той же делянке, а кроме того, вязала на продажу пуховые шали. Мало-помалу выбирались мы, Русановы, из нужды.

Питались теперь не хуже других (иначе у меня и силенок не хватило бы с таким напряжением учиться, да еще и спортом заниматься), но одевать одинаково хорошо трех дочерей, старшей из которых исполнилось 22, средней, то есть мне, восемнадцать, а младшей, Лиде, шестнадцать, — не было возможности. А потому новые вещи справлялись только Галине, так как ее надо было первой замуж выдать. Нам с Лидой, хотя и мы были уже невесты, доставались лишь обноски старшей сестры. Мне разрешалось по праздникам наряжаться в какое-нибудь, уже надеванное Галкой платье. Но она бунтовала против того, что я, облачаясь в одежки, которые на ней уже видели, демонстрирую таким образом бедность нашей семьи, а ей хотелось, чтобы ее знакомые считали нас богатыми, поэтому, когда приближался какой-нибудь праздник, она делала все возможное и невозможное, чтобы воспрепятствовать моему появлению на людях в ее костюме. Она придиралась ко мне, провоцируя скандал, даже била меня, пока я не занялась спортом и не стала физически сильнее, чем она.

Зная все это и сочувствуя мне, Тонина мама и поинтересовалась, в чем я пойду на новогодний бал. Мой ответ убедил ее в том, что у нас в семье все по-прежнему. И тогда она задала мне еще один вопрос:

— А если Галя не разрешит тебе позаимствовать на один вечер какое-либо из ее одеяний, что тогда?

— Тогда дома буду сидеть, — вздохнула я. — Не впервой. Уроки поучу.

Выслушав это мое невеселое признание, Анастасия Петровна молча поднялась и вышла в другую комнату. А когда вернулась, в руке у нее было плечико, а на нем платье, очень длинное, из черного атласа, с красной отделкой, с глубоким вырезом, с короткими, пышными, фонариками рукавами, на подкладке? красивое до умопомрачения.

Я бурно выразила свой восторг, а хозяйка, сохраняя спокойствие, приказала мне:

— Иди в тонину комнату, примерь, я посмотрю, фигура у тебя изменилась в лучшую сторону, и этот наряд должен будет тебе подойти.

Когда, переодевшись, предстала я перед Анастасией Петровной, она, осмотрев меня, сказала:

— Как на тебя сшито. Все. Берешь его, все праздники красуйся в нем, потом принесешь. — Любуясь собой в зеркале, я проявила интерес:

— Откуда у вас такая прелесть?

— Сама сшила, я же портниха.

— Неправда! — заспорила я. — Это же старинная вещь.

— Да, это наша семейная реликвия, — призналась хозяйка и, погрозила мне шутя пальцем:

— Никому не говори, где ты его взяла. Оно очень хорошо сидит на тебе, отвечай, если спросят, что шила на заказ. Уверена: произведешь в этом костюме фурор, прическу только сделай соответствующую…

Я сняла платье, завернула его в бумагу, поцеловала в щечку осчастливившую меня женщину и, прежде чем выскользнуть из квартиры, осведомилась:

— А вдруг Антонина приедет домой на праздники и ей понадобится этот наряд?

— Не переживай. Тоня не приедет, — заверила меня Анастасия Петровна. Уже звонила. Да и не налезет на нее это платье, если б даже она захотела его надеть. В меня пошла, начала поправляться, полнеть.

В дополнение к этому одеянию, чтобы уж получился маскарадный костюм, нужны были белые туфельки, длинные, до локтей перчатки, тоже белые. Я все это достала, надела на себя, завила волосы, подкрасила(впервые в жизни) губы и в таком виде явилась на карнавал. Спрятала пол-лица под черной маской с блестками, развернула яркий веер и, обмахиваясь им, стала изображать светскую даму.