Редьярд Киплинг - Свет погас

- Отсюда куда сподручней стрелять по суданцам на открытой местности, иначе их не проймешь, - заметил Дик из своего угла.

- Ну, их все одно не проймешь. Вот, начинается! - отозвался офицер, когда в борт ударила пуля. - По крайней мере одна перепалка за ночной рейс нам обеспечена. Обычно они нападают на хвостовую платформу, где командует мой помощник. На его долю и приходится самое пекло.

- Но не сегодня! Слушайте! - сказал Дик.

Вслед за трескотней крупнокалиберных пуль послышались яростные вопли и выкрики. Сыны пустыни любили вечерние развлечения, а поезд был превосходной мишенью.

- Не угостить ли их очередью из пулемета? - спросил офицер лейтенанта саперной службы, управляющего локомотивом.

- Сделайте одолжение! Это мой участок дороги. Если мы не дадим им отпора, они устроят здесь сущий ад.

- Так точно!

- Ррр-р-рах! - изрыгнул пулемет из всех своих пяти стволов, едва офицер нажал на спуск.

Пустые гильзы со звоном посыпались на пол, и платформу заволокло дымом. В хвосте поезда началась беспорядочная пальба, из темноты доносились ответные выстрелы и неумолчные завывания. Дик распростерся на платформе, с безумным наслаждением ловя звуки и запахи.

- Бог бесконечно милостив - я уже и не надеялся снова это услышать. Задайте им жару, ребята. Ну-ка, задайте им жару! - вскричал он.

Поезд остановился перед каким-то препятствием, солдаты вышли на разведку, но тотчас, сыпля ругательствами, возвратились за лопатами. Сыны пустыни завалили рельсы песком и камнями, и пришлось задержаться на добрых двадцать минут, чтоб расчистить путь. Потом медленное продвижение возобновилось, но впереди еще предстояли трудности, опять выстрелы, опять крики, частый грохот и треск пулеметов, а напоследок возня с вывороченным рельсом, после чего наконец поезд оказался под защитой укреплений в шумном лагере близ Танаи-эль-Хассана.

- Теперь вы сами понимаете, почему на дорогу уходит целых полтора часа, - сказал офицер, вынимая ленты из своего любимого пулемета.

- Зато была потеха. Я мог лишь желать, чтоб дело длилось вдвое дольше. Какое, наверное, было захватывающее зрелище! - сказал Дик с горестным вздохом.

- После нескольких таких вечеров это надоедает. Кстати, когда управитесь со своими мулами, зайдите ко мне в палатку, там есть чем подкрепиться. Я Беннил из пулеметной команды, приданной артиллерийским войскам; только будьте осторожны возле палатки, не то споткнетесь о веревку в темноте.

Но для Дика все было скрыто в темноте. Он различал лишь запахи верблюдов, тюков сена, кипящего варева, дымных костров, просмоленной парусины палаток и вынужден был стоять на том месте, где высадился из поезда, криками призывая Джорджа. От задних платформ доносились дробные удары копыт о железную обшивку, ржание и фырканье. Джордж выгружал мулов.

Локомотив пыхтел чуть ли не в самые уши Дику; свежий ветер пустыни овевал ему ноги; он был голоден, изнемогал от усталости и чувствовал, что покрыт грязью, - он пытался отряхнуть эту грязь. Но старания были тщетны; тогда он засунул руки в карманы и стал припоминать, сколько раз ему приходилось в неведомой глуши ожидать поездов или верблюдов, мулов или лошадей, чтоб добраться до места. В те дни он мог все видеть - лишь немногие способны были соперничать с ним в зоркости, - и военный лагерь, где солдаты едят при свете звезд, неизменно радовал глаз. Взору открывались краски, огни, движение, без которых в жизни не может быть настоящей радости. В эту ночь ему предстоял последний путь сквозь тьму, которая никогда не рассеется, и он даже не узнает, какое расстояние преодолел. А потом он вновь стиснет руку Торпенхау - ведь Торпенхау наверняка жив, и полон сил, и подвизается на воинском поприще, где некогда стяжал славу человек по прозванию Дик Хелдар: его отнюдь не следует путать со слепым, беспомощным бродягой, откликающимся на то же имя. Да, он отыщет Торпенхау и как можно глубже окунется в прежнюю жизнь. Тогда он забудет все: Бесси, которая погубила Меланхолию и едва не погубила его жизнь; Битона, который живет в странном, призрачном городе, где полно металлических крючьев, газовых горелок и никому не нужного хлама; ту непостижимую женщину, которая предложила ему любовь и верность, когда он остался ни с чем, но не подписала своего имени; а главное, Мейзи, которая по-своему бесспорно права, как бы она ни поступила, но, увы, из этой дали представляется такой недосягаемо прекрасной.

Рука Джорджа легла ему на плечо и вернула его к действительности.

- И что дальше?

- Ну да, правда. Что ж дальше? Отведи меня к верблюжатникам. Отведи туда, где сидят разведчики, когда возвращаются из пустыни. Они сидят подле своих верблюдов, и верблюды едят зерно с черного покрывала, подвешенного за углы, и люди едят тут же, как верблюды. Отведи меня туда!

Земля в лагере была неровная, ухабистая, и Дик не раз спотыкался о кочки. Разведчики сидели подле своих верблюдов, как и предсказал Дик. В кострах горел кизяк, мерцающий свет озарял бородатые лица, а рядом отдыхали верблюды, пофыркивая и всхрапывая. Дик отнюдь не рассчитывал ехать в пустыню с обозом. Это вызвало бы назойливые расспросы, а поскольку слепому не место на передовых позициях, его, по всей вероятности, заставили бы вернуться в Суакин. Он должен ехать самостоятельно и без промедления.

- Теперь надо изловчиться в последний раз - сделать самое трудное, сказал он. - Мир вам, братья!

Джордж осторожно подвел его к ближайшему костру, вокруг которого сидели разведчики. Их шейхи торжественно наклонили головы, а верблюды, почуяв европейца, опасливо косились на него, как наседки, высиживающие яйца и готовые вот-вот вскочить на ноги.

- Нужен верблюд и погонщик, чтоб доставить меня в расположение действующих частей сегодня же ночью, - сказал Дик.

- Мулаид? - спросил чей-то голос, пренебрежительно назвав верблюда лучшей вьючной породы, какую он знал.

- Бишаринец, - возразил Дик с полнейшей серьезностью. - Нужен бишаринец, да чтоб спина не была потерта. У тебя, конечно, такого нет, безмозглая твоя башка.

Прошли минуты две или три. И тогда:

- Наши верблюды стреножены на ночь. Из лагеря никого не выпускают.

- Даже за деньги?

- Гм! Э-э! Английские деньги?

Снова гнетущее молчание.

- Сколько?

- Двадцать пять английских фунтов на руки погонщику, как только я доберусь до места, и столько же на руки шейху, который отдаст их погонщику, когда тот вернется.

Это было поистине королевское вознаграждение, и шейх, зная, что наверняка получит свою долю за посредничество, уже склонялся в пользу Дика.

- За неполную ночь пути - пятьдесят фунтов. Земля, и колодцы, и плодоносные деревья, и жены обеспечены такому человеку до конца дней. Кто согласен? - спросил Дик.