Кобо Абэ - Стена

— Давай поднимайся. Скамейка принадлежит всем, а не кому-то одному. Тем более, тебе. Пошел, да побыстрей. Нравится тебе это или нет, по закону можешь поселиться только в подвале. Если устроишься еще где-нибудь, неважно где, одно это уже будет преступлением.

Неужели мне уготована судьба Агасфера [26] Агасфер — Вечный жид, осужденный богом на вечные скитания. Образ Агасфера привлекал внимание многих писателей. Широко известен роман французского писателя Эжена Сю (1804—1857) «Агасфер». Первый перевод в России, вышедший в 1844 г., был озаглавлен «Вечный жид». ?

Начало смеркаться. Я все иду и иду.

Дома... Не исчезающие, не видоизменяющиеся, не двигающиеся по земле дома. А между ними не имеющая своего лица, растрескивающаяся улица... В дождливые дни ворсистая, как щетка, в снежные — во всю ширину прорезанная колеями, в ветреные дни — текущая лентой улица. Я все иду и иду. Я не могу понять, почему нет моего дома, и поэтому не накидываю себе веревку на шею.

Ой, кто это? Кто вцепился мне в ногу? Если та самая веревка, чтобы повеситься, не нужно суетиться, нервничать, — но нет, это не веревка. Липнущая шелковая нить. Хватаю ее и тяну за конец, вылезающий из разорванного ботинка, она тянется и тянется. Какая-то странная нить. Побуждаемый любопытством, я продолжаю тянуть, и тут происходит нечто удивительное. Тело мое стало клониться, пришлось удерживать его под прямым углом к земле. Неужели склонилась земная ось и направление силы тяготения стало иным?

Издав тихий звук, ботинок сполз с ноги и упал на землю, тогда я сразу же понял, что произошло. Не земная ось склонилась, а моя нога стала короче. По мере того как я тянул нить, нога все более укорачивалась. Моя нога распустилась, подобно тому как бегут петли на протертых локтях вязаного жакета. Моя нога была из нитей, похожих на нити люфы, а теперь я ее распустил.

Я был не в силах сделать и шага. Оказавшись в безвыходном положении, я замер на месте, а в руках, тоже оказавшихся в безвыходном положении, начала сама по себе двигаться нога, превратившаяся в шелковую нить. Тогда я пополз, а потом, не руками, а извиваясь как змея, стал тянуть нить и наматывать ее на тело. Когда левая нога была полностью распущена, нить естественным образом перешла на правую. Обмотав все мое тело, нить превратилась в подобие мешка, но я все равно продолжал разматывание, распуская свое тело от бедер к груди, от груди к плечам, и, по мере того как я это делал, мешок становился все более плотным изнутри. В конце концов я исчез.

Остался лишь огромный, пустой внутри кокон.

Прекрасно, теперь я, наконец, смогу поспать. Вечернее солнце окрасило кокон в красный цвет. Кокон этот и стал моим настоящим домом, обитать в котором никто не сможет мне воспрепятствовать. Но хотя дом у меня появился, не стало меня, того, кто должен поселиться в нем.

Внутри кокона время остановилось. Снаружи уже стемнело, а в коконе постоянно были сумерки, изнутри лучилось красное сияние, подобное пылающей вечерней заре. Эта бросающаяся в глаза особенность не могла остаться для него незамеченной. Он увидел меня, превратившегося в кокон, на железнодорожном переезде, у самых рельсов. Сначала он разозлился, потом, сообразив, что это удивительная находка, спрятал кокон в карман. Некоторое время кокон перекатывался в его кармане, а потом он положил его в ящик игрушек своего сына.

Один бедный, но искренний философ для изучения законов Вселенной вынес на плоскую крышу своего дома телескоп и стал изучать движение небесных тел. Не от скуки, поскольку и не предполагал, что сможет увидеть что-нибудь, кроме ничего не говорящих ему метеоритов и звезд на своих обычных местах, он без всякого умысла направил телескоп на землю. У самого носа он увидел перевернутую улицу, по которой вверх ногами шел такой же перевернутый рабочий. Мысленно вращая улицу и рабочего в обратном направлении, философ придал им нормальное положение и, поворачивая телескоп, следовал за идущим рабочим. Линза большого диаметра позволяла видеть даже содержимое его крохотной головки. Дело в том, что он как раз возвращался с завода, где работал в ночную смену, и в голове у него не было ничего, кроме усталости.

Однако терпеливый философ, не отрываясь от телескопа, продолжал следовать за ним. И тут упорство его было вознаграждено — неожиданно с рабочим произошли невероятные перемены.

Его тело вдруг утратило четкие очертания, оно стало плавиться начиная с ног, странно сжиматься, превратилось в густую слизь, в которой плавали одежда, шапка, ботинки, и кончилось тем, что, став обычной жидкостью, тело разлилось по земле.

Растворившийся рабочий начал течь вниз по улице, заполняя впадины. Потом стал течь вверх. Движение растворившегося рабочего, противоречащее законам гидродинамики, так поразило философа, что он чуть было не выпустил из рук телескоп. Продолжая течь, жидкость столкнулась с оградой у обочины дороги и, подобно живому существу, заключенному в оболочку, стала взбираться на нее, преодолела изгородь и пропала из поля зрения. Философ, оторвавшись от телескопа, тяжело вздохнул. На следующий день он предсказал миру наступление великого потопа.

Действительно, по всему миру началось превращение в жидкость рабочих и бедняков. Особенно знаменательным стало коллективное превращение в жидкость. На огромных заводах станки неожиданно останавливались, все рабочие разом растворялись, превращались в огромное скопление жидкости, которая небольшой речкой лилась из-под дверей, поднималась по стенам, низвергалась через окна. Иногда все происходило в обратном порядке: после того как рабочие растворялись, на обезлюдевших заводах станки продолжали беспорядочно работать, в конце концов выходя из строя. В газетах без конца появлялись сообщения о случаях бегства заключенных путем растворения, была даже заметка о небольшом наводнении в одной деревне в связи с тем, что все крестьяне превратились в жидкость.

Превращение людей в жидкость не ограничивалось такого рода феноменологическими аномалиями, оно повлекло за собой беспорядки в самых разных областях. В связи с тем, что преступники растворялись, количество всех видов преступлений стремительно возросло, общественная безопасность была под угрозой. Полиция в условиях абсолютной секретности мобилизовала физиков, поручив им провести необходимые исследования. Однако жидкость, полностью игнорируя законы гидродинамики, приводила физиков в смятение, все их усилия были напрасны. Трогая жидкость руками, они убеждались, что она ничем не отличается от воды, но временами она демонстрировала, подобно ртути, огромное поверхностное натяжение и могла сохранять, как амеба, собственные очертания, поэтому, как уже говорилось, была способна не только взбираться снизу вверх, но и, смешавшись с жидкостью других людей или любой другой природной жидкостью, по какому-то непонятному побуждению снова выделяться из нее в прежнем количестве. Временами же, наоборот, демонстрировала чрезвычайно слабое поверхностное натяжение, подобно спирту. В таких случаях у нее появлялась необыкновенно сильная способность к осмосу — проникновению в твердые тела. Например, на одну и ту же бумагу — скорее всего, в зависимости от того, на что она шла, — эта жидкость временами никак не реагировала, временами же обретала способность растворять ее, будто представляла собой химическое вещество.