Гейвин Лайелл - Темная сторона неба

Я допил виски. Бармен пришел со сдачей Кена, своевременно опоздав. Я сказал ему, чтобы взял себе.

Он был тронут и захотел что-то сказать по такому случаю.

- Этот джентльмен - ваш друг?

- Да, - я выразительно кивнул. - Это один из великих людей в своей профессии. И он был бы общепризнан в таком качестве, если б однажды не допустил маленькой ошибки. Вы знаете, что случается с маленькой ошибкой, когда её совершает великий человек?

Я вперился в бармена своим стальным взглядом, и тот торопливо закачал головой. А я пояснил:

- Ошибка превращается в большую. Вот так.

После этого я чисто развернулся на 180 градусов и, печатая шаг в мере допустимого, взял курс на дверь, подсчитывая в уме, что с утра во мне сидит большая доза солнечной радиации, четыре пива и двойное виски минус завтрак.

Сквозь солнечные лучи, как сквозь стену, ничего не было видно. Я стоял, щурясь, пока не различил "Рапид", стоявший ярдах в двухстах от меня с вращающимися винтами. Кен как раз забирался в самолет. Я повернулся, чтобы уйти, и чуть не столкнулся с Анастасиадисом.

Он улыбнулся и кивнул в сторону "Рапида".

- Ваш друг?

Внезапно я протрезвел.

- Встречал его как-то раз.

Анастасиадис кивнул, не придав значения моим словам.

- Мне кажется, я тоже знаю его. - Вот болтун! - А как его зовут?

- Килрой, по-моему. Продает запчасти для двигателей.

"Будь осторожен, Джек, будь осторожен".

- Да-да, мне кажется, я вспомнил. - Анастасиадис просиял. - Я могу предложить вам подбросить вас до Триполи? Боюсь, мисс Бёрт забрала единственное такси.

- Это очень любезно с вашей стороны.

Мы забрались в маленький "рено", взятый напрокат, который стоял под солнцем достаточно долго, чтобы вполне стать похожим на духовку, опустили стекла и двинулись в путь по бетонному шоссе.

Я закурил, а он отказался. Когда мы повернули в направлении Триполи, Анастасиадис сказал:

- Я полагаю, вы встречали много полицейских, много раз, во многих городах и странах, командир.

- Это неизбежно, когда колесишь по свету.

- Не совсем в том смысле, в каком я говорю, командир. Человек, который привык иметь дело с полицейскими, умеет скрывать, что он знает. Но он никогда не сумеет скрыть, что он что-то скрывает.

- У каждого есть что скрывать. Поэтому мы и носим одежду.

Анастасиадис весело засмеялся.

- И что же необходимо скрывать вам, командир? Вы же говорите, что не убивали Микиса. Но может быть вы знаете что-нибудь о том, почему он был убит?

- Мне известна его репутация как агента. Знаю я о его репутации в женском вопросе. В Афинах и окрестностях должно было быть немало мужей, которые хотели бы всадить в него нож, пулю или что-то еще. А как он был убит?

Он пожал плечами, и машину чуточку повело.

- А, мне не сказали. Надо было бы.

Я усмехнулся.

- Я встречал множество полицейских в разных городах и странах - как вы говорили. Они отличаются друг от друга. Британский - не такой, как швейцарский, швейцарский - не как греческий, греческий - не как ливийский. Но хороших полицейских отличает одно и то же во всех странах: он обязательно чего-то не досказывает. Всегда.

- Всегда, - довольно согласился он, - Как вы сказали - у нас у всех есть что скрывать. Но всегда наступает день, когда мы говорим все.

- Только, пожалуйста, не Судный день. По крайней мере, не в отношении меня.

- Приношу извинения. Это мой английский. Я имею в виду - когда вы приедете в Афины. Вы же пилот. По вашей работе вы должны располагать возможностью бывать везде. В один прекрасный день вы очутитесь в Афинах. И тогда мы скажем вам все.

Я швырнул окурком в козу на обочине.

- Запугивание? Это очень жестокое оружие.

Он улыбнулся.

- Хороший полицейский использует не весь арсенал. Он использует только необходимое оружие. Применительно к вам запугивание - это самое верное оружие. Да, в какое место вас подкинуть?

- В мой отель. Вы наверняка знаете.

Он кивнул. Остаток пути мы ехали молча.

Мне сказали, что на мое имя получена телеграмма от Хаузера, но Роджерс вскрыл её. Роджерса в гостинице не было. Было сообщение и от Хертера. Они с навабом хотели бы видеть меня в номере наваба в два часа.

Сейчас был час. Я позвонил и попросил, чтобы к телефону пригласили личного секретаря наваба. А если он в это время сидит у своего корыта и ест, то пусть его оторвут от этого занятия, потому что ему нужно поговорить со мной.

В конце концов Хертер подошел к трубке.

- Вам сообщили о моей просьбе? - спросил он.

- Да. Но ни в какие номера я не пойду. Встретимся в два часа в баре.

- Но не можем же мы обсуждать этого на публике! - возразил он.

- А я не собираюсь говорить с вами наедине. Если вам захочется обсуждать наши дела на улице, я согласен. Но я подумал, что вы предпочтете бар.

Он скрипнул зубами, но затем решил:

- Буду ждать вас в баре в два часа. Не могу сказать, состоится ли обсуждение.

- И это хорошо. Только вы, ребята, как следует все взвесьте. Имейте в виду, я предварительно осмотрю все там и, если увижу где-то на улице вас, Юсуфа или кого еще, я не приду в бар.

Хертер повесил трубку.

В номере может случиться всякое, когда тебе есть что терять. В баре же они вряд ли начнут размахивать пистолетами, нападать на меня, вырывать у меня драгоценности из карманов.

Я пошел в комнату, помылся, затем разложил драгоценности на кровати и в последний раз осмотрел их, попрощался с ними в интимной обстановке.

Потом я спустился вниз, пообедать. Телятиной, конечно.

22

До "Уаддана" я доехал на такси. Все это вызывало дополнительные расходы, но если мне предстояло быть целью, то уж лучше движущейся. Наружный вход в "Уаддан" представлял собой обычную дверь на почти плоской стене. Там на расстоянии выстрела не спрячешься. Я расплатился, быстро вошел внутрь и без пяти два был в баре.

Это было высокое, прямоугольное, тихое помещение между вестибюлем отеля и ресторанным залом. Бар находился по одну сторону главного прохода в отель, на небольшом возвышении. Там стояли маленькие столики, стулья, вдоль противоположной стены шли покрытые темной кожей скамьи. Окон в помещении не было. В баре царила атмосфера трезвости клуба избранных, в которой не слишком выделялся американский промышленник в клетчатой рубашке и пиджаке, в одиночку пивший виски в своем углу. В другом углу сидели наваб, Хертер и мисс Браун.

Я внутренне подготовился к встрече с ней - но, видать, недостаточно. Она подняла на меня глаза - и внезапно все в баре перестали существовать для меня. Была лишь одна Даира, высокая, миловидная, с длинными черными волосами и золотистой кожей - все это вместе составляло большую ошибку в моей жизни.

Потом она опустила глаза - и вновь стала мисс Браун. Такая же высокая и миловидная, но уже не моя.