Кёко Хаяси - Шествие в пасмурный день

Атомная бомба оставила раны на теле и в душе. Я видела, как умирающий на дороге мужчина умолял:

— Лекарство… Дайте лекарство…

Каждому, кто проходил мимо, было ясно, что он безнадежен. А тот слабеющим голосом все просил о помощи. Наверное, ад происходящего поймешь, только заглянув в глубину человеческого сердца. Чтобы утешить умирающего, кто-то сказал:

— Сейчас я позову врача, и тебе станет лучше.

Он не поверил:

— Зачем это говорить? Я-то знаю, что врач не придет.

«Он не придет». Эти слова до сих пор камнем лежат у меня на сердце. Я и поныне чувствую горечь, с какой они были произнесены.

Через час-два после бомбардировки я отправилась в район Мацуяма. Это — эпицентр взрыва. Знай я тогда, какая страшная вещь радиация, ни за что не совершила бы такое безрассудство. На горе я повстречала двух женщин, совершенно не пострадавших от взрыва. Из всех, кого я до тех пор видела на дороге, они единственные были не ранены. Я решила идти с ними. Трудно вообразить, как радостно и удивительно было там видеть здорового человека. Эти женщины ходили в Митино купить муки и теперь возвращались домой. Поселок Митино находится в трех с половиной километрах на север от эпицентра взрыва. Муку они раздобыть не смогли, но зато несли в мешках проросшие клубни картофеля.

Встав рано утром, они, чтобы к полудню уже вернуться домой, отправились, не дожидаясь поезда, через гору пешком. На обратном пути, как раз в тот момент, когда женщины снова поднялись на вершину, увидели яркую вспышку. «Наверное, это где-то неподалеку», — решили они и быстро зашагали вниз по дороге, чтобы успеть к обеду принести картофель.

Подойдя к Ураками, они почувствовали странный запах. Потом навстречу им стали попадаться раненые. Женщины, обратившись к какому-то человеку, который, на их взгляд, был в состоянии говорить, спросили, что случилось. Он, не останавливаясь, на ходу ответил:

— Непонятно. Что-то сбросили.

Женщины решили, что любой ценой должны попасть домой, и зашагали дальше. Поднялись на холм за оружейным заводом. Там я и повстречалась с ними.

Они сообщили мне, что живут в Мацуяма. Женщина в пестрых шароварах из касури [9] Касури — набивная ткань с редким узором. очень беспокоилась, цел ли ее дом, и предложила мне пойти вместе с ней. Если окажется, что все в порядке, она потом проводит меня домой. На ее вопрос:

— Ты где живешь? — я ответила:

— В Дзюнин-тё.

— Наверное, бомбили только район, где расположен оружейный завод, а Мацуяма остался цел, — предположила она и бодро зашагала в сторону города.

Я и не заметила, когда потеряла свои гэта. Шла по горной дороге, даже не сознавая, что я босиком. Наконец мы достигли Данданбатакэ, что в районе Мацуяма. Улиц не было. Женщина в пестрых шароварах молча смотрела на квартал, превращенный в груду темно-синего щебня. Подошедшая следом вторая женщина, одетая в черные шаровары, сдавленным от отчаяния голосом вскрикнула:

— Дом, где мой дом? — И зарыдала, причитая: — Бабуля, бабуля моя умерла!..

Мацуяма превратился в ровное поле, словно его перепахали мотыгой.

Прежде квартал Мацуяма был застроен одноэтажными низкими домами, над которыми лишь кое-где возвышались телеграфные столбы и дымовые трубы. Здесь было множество мелких мастерских по ремонту кухонной посуды, а также кустарные предприятия, работавшие на субподряде от сталелитейного завода. Вечерами по его тенистым улицам плавал запах жареных иваси. Люди жили скромно, ютясь в своих тесных домишках. Я любила особый, присущий только этому району запах и часто на полпути к дому, сойдя с трамвая, не спеша прогуливалась до своей квартиры. А иногда, условившись о встрече с Инатоми, прямо с работы заходила к нему в гости. В полутемной дома [10] Дома — помещение с земляным полом в японском доме. сидел старик и мехами раздувал огонь в очаге. Отблески пламени красными бликами высвечивали его добродушное лицо, и оно казалось плывущим в воздухе. Инатоми по-свойски входил в дом и спрашивал: «Как дела?» Еще вчера это был милый уголок города, полный скромного, непритязательного счастья. Теперь же тут не осталось ни одного дома. Погибли и те, кто жил здесь.

В Данданбатакэ всюду лежали тяжело раненные, обгоревшие до неузнаваемости люди. Но и это была лишь одна десятая часть всех жителей квартала. Женщина в черных шароварах продолжала причитать: «Бабуля, бабуля!..» Она была единственной дочерью и жила вдвоем с матерью.

— Не плачь! — прикрикнула на нее женщина в пестрых шароварах. — Коль они так, мы еще им отплатим. Нечего хныкать!

«Мы еще им отплатим» — эти слова женщины упали на сердце тяжелым камнем. Я с ненавистью подумала о ее жестокосердии, о том, что она хотела продолжения войны теперь, когда перед ее глазами простиралась картина ужасного разрушения. Страшно даже представить, к чему могут привести такие безумцы.

Всюду лежали люди без рук, без ног, без глаз. Нагасаки превратился в город инвалидов. Для человека нет большего счастья, чем иметь две руки, две ноги, глаза, нос…

В радиусе полукилометра от эпицентра взрыва смертность составляла более девяноста восьми процентов. Девяносто процентов жителей умерли в тот же день. Тяжелораненые, которых я видела на тыквенной бахче, вероятно, тоже скончались в первый же день. Черепичные крыши домов на расстоянии четырехсот метров от эпицентра расплавились и стекали струями на землю. Плавился и вспучивался бетон на дорогах. Камни на обочинах тоже расплавились. Воздух был горячий, как лава, вытекающая из кратера вулкана. В этих условиях человеческая плоть и кости были уязвимее, чем мотылек, залетевший в огонь газовой горелки.

Эти цифры невольно наводят на вопрос: почему для уничтожения человека изобретено столь страшное оружие?

И вместе с тем природа обладает удивительной жизненной силой. В сентябре, всего через месяц после бомбардировки, на пепелище уже поднялись зеленые ростки щетинника, осоковой сыти, других растений. Сохранившаяся в земле жизнь дала всходы, и они начали бурно расти. Однако вскоре появились сообщения, что радиоактивное облучение вызвало аномалии в делении растительных клеток. Были обнаружены листья необычной формы или странного цвета. В тот год в Нагасаки наблюдалось появление баклажанов-двойняшек, сдвоенных тыкв или помидоров в виде гроздей на одном стебле. Сообщения о необычных растениях поступали отовсюду.

У моей подруги Икэути выпали на голове все волосы, а после выросли курчавые, рыжего цвета. Получилась шикарная) прическа, совсем как у Морин О’Хара. [11] Морин О’Хара – популярная американская кинозвезда. Икэути шутила:

— Бомбу-то сбросили американцы, вот я и стала рыжая да курчавая.