Кёко Хаяси - Шествие в пасмурный день

Тьма все сильнее окутывала Сэцуко. В сознании мелькали отдельные фразы из ее разговора с Сёити: «Я не верю, что этой войне будет конец». — «Будет, войну начинают люди — они ее и кончают». — «Даже, если справедливость не будет достигнута?» — «Справедливость для кого? И потом, человек должен жить и после войны…»

Среди знакомых Сэцуко один лишь Сёити задумывался над тем, что будет после войны.

Сэцуко инстинктивно прижала к груди обе открытки. Хадзимэ при жизни ни разу не встречался со старшим братом своего друга Сюдзо. Она помнила их разговор в комнате у печурки, но так и не узнала, что думал о Сёити ее брат Хадзимэ. Сэцуко один-единственный раз виделась с Сёити, но никому не поведала, какое впечатление произвела на нее эта встреча.

Сэцуко вложила открытки в тетрадь и вновь прижала ее к груди. Серая тетрадь…

Милая Сэцуко!

Мама, убирая кабинет отца, нашла чудесную тетрадь в серой обложке и подарила ее мне. Обрати внимание: в серой обложке. Вспомни Даниэля и Жака из «Семьи Тибо». Мама, наверно, тоже подумала об этом и, многозначительно глядя на меня, сказала: «Теперь-то ты согласишься в воскресенье готовить обед». Я ведь маменькина дочка и терпеть не могу всякую домашнюю работу, но в это воскресенье обязательно сварю обед.

С тех пор как ты перестала ходить в колледж, здесь все мне опротивело. Двор школы вскопали и посадили там овощи. Не осталось даже места, чтобы прыгать через веревочку. Землю копали мы сами. Однажды учитель сказал нам, чтобы мы пришли в школу с лопатами. Мама очень возмущалась. Ты, наверно, не поверишь, что я тоже пришла с лопатой, но скажу тебе по секрету: я очень изменилась за последнее время и стала серьезной. Чувствуешь влияние примерной ученицы Сэцуко? Больше всего удивилась не мама, когда я взяла лопату и пошла в колледж, а наши учителя.

Я очень сожалею, что назначила тебе встречу на воскресенье.

Мама сказала, что я поступила нехорошо. Наверно, так оно и есть. Ведь ты теперь работаешь на заводе, и в воскресенье тебе надо спокойно отдохнуть.

В колледже остались только первокурсницы и второкурсницы, да и второй курс тоже скоро мобилизуют на работы. Говорят, будто и нас, первокурсниц, собираются отправить на завод. Мама возмущалась, когда тебя мобилизовали на трудфронт. Кричала: «Недопустимо, чтобы такую способную ученицу ставили на работу у конвейера!» Когда же я сказала, что скоро и до меня дойдет черед, она ответила: «Мне искренне жаль тех людей, которые возьмут тебя на работу, легче кошку заставить трудиться!» Мне стало обидно до слез. А кто, собственно, виноват, что меня так воспитали?

И все же мне кажется, я сильно изменилась с тех пор, как подружилась с тобой. Я уже не вступаю в спор с кем попало. Напротив, я теперь всем подряд мило улыбаюсь. По-прежнему встречаются люди, которые глядят на меня с презрением, но я на них не обижаюсь. Всегда думаю о том, что, если начну задираться, это тебя опечалит, поэтому я стараюсь поскорее позабыть обиду — насколько это в моих силах.

Я до сих пор помню, как ты вместе со мной пошла извиняться, когда я подралась с Акияма, и старалась все уладить. Мне повезло, что ты была дежурной в тот день. Эта противная Акияма обозвала моего отца шпионом, но наша стычка помогла мне подружиться с тобой, и я теперь даже испытываю к Акияма чувство благодарности.

Как мне хочется быть на тебя похожей! Ты всегда такая подтянутая, скромная, и в то же время не боишься прямо в глаза сказать все, что думаешь, и директору, и матери Акияма. Поверь, я говорю это вовсе не из благодарности за то, что ты меня выручила. Ты на меня не сердись. Такой уж у меня характер: вспыхиваю как спичка и сразу даю волю рукам. Мне самой за себя стыдно — ведь студентка колледжа! А от тебя исходит, как бы это лучше сказать, какое-то спокойное мужество.

Мама ворчит, что я до сих пор не сплю. Она ведь знает: утром меня не добудишься. Ты, Сэцуко, наверно, легко встаешь по утрам, как бы поздно ни легла, а я с таким трудом продираю глаза…

Милая Сэцуко!

Сегодня четвертое июля — День независимости Америки, день ее освобождения от английского господства. Так сказала мне мама. До войны у нее было много друзей среди американцев, и в День независимости они всегда приглашали ее в гости. Мама и теперь считает их своими друзьями. Мои родители удивительно упрямые люди. Отца из-за каких-то его идей упрятали в тюрьму, и вот уже четыре года, как он не возвращается домой. Мама злится, называет его бессердечным эгоистом, говорит, если бы он действительно любил жену и дочь, давно бы отказался от своих идей, вернулся домой, и ничего в этом не было бы постыдного.

Я в этом ничего не смыслю, знаю лишь, что уж такую эгоистку, как мама, днем с огнем не сыщешь. Ведь она называет друзьями людей, которые воюют против нас. В самом деле, мои родители непохожи на других, и я решила: пусть хоть их дочь будет такой, как Сэцуко, и ведет себя как настоящая японка.

Я часто думаю: как хорошо, что мы с тобой друзья и обе — японки. Разные страны не могут всегда жить в дружбе. Сейчас Япония и Германия — союзники, а во время первой мировой войны Япония воевала против Германии в союзе с Англией. Это все мне рассказала мама. Если бы мы с тобой были друзьями, но жили в разных странах, могло бы случиться, что в какой-то момент возникла вражда между нашими странами и мы неожиданно стали бы врагами. Об этом страшно даже подумать. В самом конце романа «Семья Тибо» рассказывается о том, как началась первая мировая война и юноши разных стран, дружно жившие в Швейцарии, сразу разъехались по домам, чтобы воевать друг против друга. Вчерашние приятели стали врагами. Вот почему Жак был в таком отчаянии.

К сожалению, перевод второго тома «Семьи Тибо» на японский язык был запрещен. Но у нас дома было французское издание, и мама стала его переводить. Я прочитала ее перевод. Откровенно говоря, он ужасен. Из пяти страниц французского текста она умудрялась делать одну тетрадочную страницу, к тому же не пользовалась словарем. Но все же основную сюжетную линию можно было уловить. В свое время отец силком записал маму во французскую школу, но для перевода ее знаний оказалось недостаточно. Отец купил ей в книжном магазине «Марудзэн» «Семью Тибо» на французском языке и заставил читать, но к тому времени вышел перевод первого тома, и мама не стала читать роман в подлиннике.

А потом отца забрали в полицию. Тогда же запретили издание на японском языке второго тома «Семьи Тибо», и мама начала усердно читать его по-французски. Наверно, в ту пору у нее и зародилась мысль самой перевести второй том, чтобы сделать отцу приятное, когда он вернется из тюрьмы.

Сэцуко, очень хочу, чтобы ты прочитала этот роман.

От отца мы давно не получаем писем. Временами так мечтаю с ним повидаться! Но я терплю. Ведь сколько сейчас в Японии детей, живущих вдалеке от отцов! Сколько отцов на фронте, и нет никакой надежды, что детям доведется с ними встретиться.