Андрэ Моруа - Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

В конце 1864 года Шарль уехал из Парижа, чтобы обосноваться в Брюсселе. 17 октября 1865 года он венчался в церкви Сент-Иоссе-тен-Нооде на крестнице Жюля Симона - Алисе Леаэн, хорошенькой и кроткой восемнадцатилетней девушке. Она была сирота и воспитывалась у своего дяди по матери, Виктора Буа, известного инженера и строителя железных дорог.

Франсуа-Виктор, неустанно трудившийся над переводом полного собрания сочинений Шекспира, скучал меньше, чем другие, и он остался бы со своим отцом, если бы внезапное горе не заставило его поспешно покинуть англо-нормандский остров. Он уже давно был помолвлен с молодой девушкой, уроженкой Гернси, Эмили Патрон, дочерью архитектора, который работал и для Виктора Гюго; последний одобрял этот брак. К несчастью, Эмили была больна чахоткой. Незадолго до свадьбы она стала таять на глазах, болезнь прогрессировала со страшной быстротой. Гюго пришел навестить больную. Она сказала с улыбкой: "Мне не хочется умирать..." Но 14 января 1865 года она умерла, и скорбь Франсуа-Виктора была так велика, что испуганный отец заставил его покинуть остров еще до похорон, на которых произнес прочувствованную речь.

Записная книжка Виктора Гюго:

"Я сообщил семье Патрон, которая хочет, чтобы часть моей речи была выгравирована на могильной плите мисс Эмили, что я поручу высечь эту надпись золотыми буквами на гернсийском граните".

Госпожа Гюго поехала вместе со своим сыном в Брюссель. На этот раз она отсутствовала целых два года. С января 1865 года до января 1867 года она не появлялась в "Отвиль-Хауз". Старый волшебник остался теперь на своей скале почти в одиночестве. Приехала его свояченица, чтобы вести хозяйство. Жюли Фуше вышла замуж за гравера Поля Шене, но отношения у них не ладились. Одна Жюльетта была верна своему долгу. Чем больше членов семьи покидало pater familias, тем больше он принадлежал своей верной любовнице. "Если бы я осмелилась, - говорила Жюльетта, - я молила бы небеса продлить наше пребывание здесь до конца дней наших". Время от времени, в священные даты их любви возникали стихи, призванные запечатлеть ее навеки.

Нет счастья большего, чем жить вблизи тебя,

Любимым быть, любить и стариться любя.

О как за наш союз я небу благодарен!

Он, жар утратив свой, как прежде, лучезарен.

Любовь! Из двух сердец ты сделала одно,

Где живо посейчас минувшее давно,

Могли б существовать мы разве друг без друга?

Жюльетта, жизнь твоя срослась с моей, подруга!

Союз наш дарит нам всю радость бытия:

Как встарь влюбленные, - мы, сверх того, друзья

[Виктор Гюго. 22 сентября 1854 года ("Все струны лиры")].

В 1863 году появилась книга, над которой так долго трудилась госпожа Гюго, - "Виктор Гюго в рассказах свидетеля его жизни". Какова доля участия самого Виктора Гюго в этих "рассказах"? Запись Франсуа-Виктора дает ответ на этот вопрос:

"Госпожа Гюго расспрашивала мужа во время завтрака, обычно начинавшегося и в "Марин-Террас", и в "Отвиль-Хауз" около 11 часов утра. Виктор Гюго подробнейшим образом рассказывал обо всем, что она желала знать, и беседа их зачастую продолжалась до конца трапезы. После завтрака госпожа Гюго поднималась в свою комнату и бегло записывала то, что слышала. На следующее утро она вставала рано, просила раздвинуть тяжелые занавеси на окнах своей спальни и принести пюпитр, который она устанавливала на кровати; сидя в постели с чашкой шоколада, она просматривала сделанные заметки, затем принималась за окончательный вариант впоследствии опубликованного повествования".

Жюльетта (высшее вознаграждение за смиренную жизнь!) получила экземпляр этих рассказов с собственноручной дарственной надписью автора: "Госпоже Друэ, написанное в изгнании, подаренное в изгнании. Адель Гюго, "Отвиль-Хауз", 1863 г.". С того времени, как женщина, носившая почетное звание супруги Гюго, перестала жить вместе со своим "дорогим великим другом", она несколько смягчила свою многолетнюю жестокость в обращении с наложницей, которая тоже приближалась уже к шестидесяти годам.

В 1864 году на Рождество госпожа Гюго, во время короткого пребывания на Гернси, устроила, как это делалось каждый год, елку для бедных детей острова и впервые пригласила в "Отвиль-Хауз" Жюльетту Друэ:

"Мадам, сегодня мы отмечаем день Рождества. Рождество - праздник детей, а стало быть, и праздник наших детей. Было бы очень хорошо, если бы вы согласились присутствовать на этом маленьком празднике, приятном для вашего сердца..."

Жюльетта весьма тактично и гордо отказалась:

"Ваше приглашение - вот праздник для меня. Письмом своим вы щедрой рукой дали мне утешение и наполнили сладостным чувством мою душу. Вы знаете, что я привыкла жить в уединении, и, думаю, не посетуете, если я сегодня просто порадуюсь вашему письму. Это немалое счастье. Позвольте сказать вам, что, и оставшись в тени, я буду благословлять всех вас, когда вы будете заняты вашим добрым делом..."

Она не приняла и приглашения самого Виктора Гюго, когда во время отсутствия жены он пригласил ее посетить его дом 9 мая 1865 года:

"Позволь мне отказаться от этого счастья и чести и не нарушать осторожности, деликатности и уважения, с которыми я тридцать лет относилась и к твоему и к моему собственному дому. Если когда-либо (что мне представляется невозможным) я буду приглашена тобою, то это должно быть сделано не случайно, но обдуманно, с согласия всей семьи, - только так я должна появиться в твоем доме. Позволь мне не нарушать нравственных убеждений всей моей жизни и сохранять достоинство и святость моей любви..."

Княгиня Негрони слишком хорошо изучила последнюю роль своей жизни.

2. "ОТВЕРЖЕННЫЕ"

Гюго был гораздо хуже епископа Бьенвеню.

Я в этом убежден. Но при всех своих кипучих

страстях этот сын земли, однако, способен

создать образ святого, возвышающийся над

человеком.

Ален

В течение тридцати лет Виктор Гюго обдумывал и писал большой социальный роман. Несправедливость наказаний, помилование осужденных, картины нищеты, влияние истинно святого человека на оступившегося - все эти темы занимали его воображение уже в то время, когда он писал повести "Последний день приговоренного к смерти", "Клод Ге" и такие стихи, как "За бедных". Он собирал материалы о каторге, о епископе города Диня монсеньере Мьоли, о каторжнике Пьере Морене, о стекольном производстве в Монрейль-сюр-Мер, о богатом мерзавце, сунувшем горсть снега за ворот несчастной проститутке. К 1840 году он набросал план этого романа: "Нищета". История одного святого. История мужчины. История женщины. История куклы..." Это было в духе времени: Жорж Санд, Эжен Сю, даже Александр Дюма и Фредерик Сулье писали романы о страданиях народа. Успех "Парижских тайн", вероятно, оказал влияние на содержание "Отверженных". Но автором руководили и свои собственные, искренние побуждения.