Андрэ Моруа - Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Пятого марта 1837 года скончался несчастный Эжен Гюго. В начале душевной болезни разум его временами прояснялся. Фонтане случайно встретил его при посещении приюта для умалишенных в Сен-Морисе.

3 апреля 1832 года:

"Еду в Шарантон... Двор отделения буйнопомешанных... Брат Виктора. Он встает, вспоминает о поэзии, о премии, которой был удостоен в Тулузе..."

Затем бедняга окончательно лишился рассудка и памяти. Братья навещали его, но редко, потому что до Сен-Мориса (Шарантон) было неблизко, вырваться из Парижа было нелегко, а врачи не отличались словоохотливостью. Виктора никогда не оставляло чувство вины перед братом, заживо погребенным в каменном склепе. Чтобы умилостивить докучливую тень, он совершил своего рода жертвенное возлияние, сочинив стихотворение "Эжену, виконту Г...":

Коль пожелал Господь обречь тебя страданью,

Коль пожелал Господь божественную дланью

Главу поэта сжать,

И, обратив ее в святой сосуд экстаза.

Влить пламень гения, и возложить на вазу

Могильную печать...

Он вспомнил их детские игры: "...Ты, верно, помнишь нашу юность. Ты, верно, помнишь сад зеленый фельянтинок". Они были счастливы вместе, вместе открывали прекрасный мир, вместе делали первые шаги по цветущему лугу. Но безвозвратно ушли в прошлое чистые мечты отрочества - того, кто умер, и того, кто продолжает жить:

Тебе отныне спать на том холме зеленом,

Что высится один под зимним небосклоном

И всем ветрам открыт,

Тебе отныне спать в сырой холодной глине,

А мне остаться здесь, средь городской пустыни,

Моя судьба велит.

А мне остаться здесь, дерзать, страдать, сражаться

И шумной славою своею упиваться,

Скрывая под полой,

Как в Спарте некогда свирепого лисенка,

Все муки зависти, и улыбаться тонко

В когтях обиды злой

[Виктор Гюго, "Эжену, виконту Г..." ("Внутренние голоса")].

Не правда ли, сетуя на жизнь, мы как бы стараемся утешить души усопших? "Не сожалей ни о чем. Ведь ты вкушаешь вечный покой", - говорит Живущий, и это дает ему право на забвение. Абель Гюго прислал счета:

Уплачено за экипаж и мелкие расходы на похоронах - 17 фр. 60 сант.

Уплачено по счету за Эжена - 165 фр.

Итого - 182 фр. 60 сант.

Из коих половина на долю Виктора... 91 фр. 30 сант.

Мрачная арифметика, но братья Гюго прошли строгую житейскую школу, где их учили считать сантимы. В соответствии с обычаями испанского дворянства после смерти Эжена, который был старше, Виктор становился виконтом Гюго. То был первый шаг на пути к званию пэра. Отныне Адель подписывалась "виконтесса Гюго", даже если письмо предназначалось близкой подруге. События время от времени вознаграждали супругу Виктора Гюго за ее снисходительность.

2. ЖЮЛЬЕТТА ПОД КУПОЛОМ АКАДЕМИИ

Большинство знаменитых людей

живут в состоянии проституирования.

Сент-Бев. Записные книжки

Слава - это род недуга, которым

заболеваешь после того, как она

тебе приснится.

Поль Валери

В 1837 году герцог Орлеанский женился на принцессе Елене Мекленбургской. У Виктора Гюго отношения с наследником престола были лучше, чем с Луи-Филиппом. Помимо личных обид (запрещение пьесы "Король забавляется"), он упрекал правительство Июльской монархии в том, что оно не отвечает своему происхождению. Будучи порождением революции, оно покровительствует реакции. Гюго все больше осознавал долг поэта перед униженными и оскорбленными. Уже в 1834 году в своем "Ответе на обвинительный акт", явившемся красноречивым манифестом в защиту языка романтиков [опубликован был лишь позднее, в "Созерцаниях" (1843) (прим.авт.)], он объявил, что все слова свободны и равны, все одинаково важны, и разрушил "бастилию рифм". Однако "он понимал, что гневная рука, освобождая слова, освобождает мысль".

Противники монархического строя - республиканцы, группировавшиеся вокруг газеты "Насьональ", - надеялись привлечь к себе Виктора Гюго, но он считал, что Франция еще не созрела для Республики. Его соблазнял некий социальный бонапартизм. Но где взять Бонапарта? Герцог Рейхштадский умер. Режим Июльской монархии, казалось, укреплялся. Газета Эмиля Жирардена, профессионального оппортуниста, состоявшего в числе приятелей Виктора Гюго, была сверхпреданной правительству и пыталась завербовать такого ценного новобранца, как Гюго. "Жирарден, - говорил Сент-Бев, - старается, по-видимому, поймать крупного кита и, думаю, поймает его". Вместо короля, которого Гюго считал слишком осторожным и к нему невнимательным, он сблизился с герцогом Орлеанским, надеждой всех сторонников либеральной политики. Поэт обратился к нему с ходатайством за старика профессора, сделав это с некоторым кокетством ("Примете ли вы, ваше высочество, ходатайство неизвестного за неизвестного?"). Просьба тотчас была удовлетворена, затем Гюго написал благодарственное стихотворение, которое и привело к знакомству наследного принца с поэтом. Когда Луи-Филипп по случаю свадьбы наследника престола дал банкет в Зеркальной галерее Версальского дворца, Гюго был приглашен на него. Сначала он хотел отказаться. Присутствовать на банкете, устроенном для полутора тысяч человек, казалось ему скудной и незаметной честью. Кроме того, король, давно уже выказывавший холодность Александру Дюма, отказал романисту в приглашении. Гюго заявил, что без Дюма он не пойдет. В дело вмешался герцог Орлеанский, добился возвращения милости Дюма и настоял на его приглашении. Гюго и Дюма, оба в мундирах Национальной гвардии (за неимением придворного костюма), встретились в Версале с Бальзаком, в наряде маркиза.

Виктор Гюго не пожалел, что явился на банкет. Его посадили за стол герцога Омальского. Король был с ним весьма любезен. Жена наследника, герцогиня Орлеанская, отличавшаяся образованностью и благородством души, женщина с красивым открытым лицом, сказала ему, что она счастлива его видеть, что она часто говорила о нем с Гете, что она знает его стихи наизусть и больше всего ей нравится стихотворение, которое начинается словами: "То было в бедной церкви с низким сводом..." Эта молодая немка говорила правду, она с шестнадцати лет увлекалась французской литературой. "Ее мечтой был Париж, а любимым поэтом - Виктор Гюго". Она еще сказала ему: "Я осматривала ваш Собор Парижской Богоматери". Августейшие хозяева явно желали понравиться знаменитому гостю и преуспели в этом. Через три недели после свадьбы наследника поэту дали орден офицера Почетного легиона. Дворцовые служители привезли на Королевскую площадь романтическую картину "Инесса де Кастро" с надписью на дощечке: "От герцога и герцогини Орлеанских господину Виктору Гюго, 27 июня 1837 г.". Он стал присяжным поэтом будущей королевы французов; без него не обходился ни один прием в павильоне Марсан, - не только официальные приемы, бывшие по вторникам, но также интимные, которые назывались "У камина". Посвященные спрашивали друг друга: "Вы будете завтра "У камина". И всегда они встречали там Виктора Гюго, излагавшего герцогу, "который был моложе его на восемь лет, ту мысль, что поэт - это толмач Господа Бога, приставленный к принцам".