Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Бальзак - Лоре Сюрвиль, 11 февраля 1829 года:

"Среди моих горестей одна мысль, словно мысль о далекой возлюбленной, всегда дарует мне утешение. Вот только что, подойдя к камину, я сделал непроизвольный жест рукой, похожий на взмах крыла, такой привычный у тебя, когда ты довольна собою, какой-либо остротой, мыслью, чувством, чем угодно.

Тогда я подумал о тебе и воскликнул: "Стой! Надо написать ей и сказать, что я ее очень люблю, и Сюрвиля тоже". Вот я и пишу".

Эта братская привязанность была нежной, как любовь; но и любовные дела Оноре шли своим чередом. После двух лет разлуки, на которую он согласился по настоянию Лоры де Верни, Бальзак вновь вернулся к герцогине д'Абрантес - как и большинство мужчин, он был не в силах противостоять соблазну. Виделись они тайком, в уединенном флигеле в Версале. Облокотившись на подоконник, они вместе любовались "чудесными колдовскими звездами" и наслаждались "величавой тишиною, нисходившей на душу". Мягкие летние ночи милы любовникам. Как все стареющие женщины, она говорила о своих горестях, о том, что к ней до времени пришло увядание, о разбитых надеждах. Меланхолия - весьма действенная форма кокетства. Как все молодые люди, Оноре утешал герцогиню; сам не веря тому, что говорит, он утверждал, будто многие женщины, которым гораздо больше лет, чем ей, вновь живут прекрасной и сладостной жизнью. Она укоряла его за то, что он принес ее в жертву "ради своих старых оков". Он произносил торжественные и лживые клятвы, обещал видеться с нею чаще, но прибавлял: "Надо только, чтобы моя сестра ничего не узнала". В самом деле, с тех пор как госпожа де Берни так великодушно поспешила на помощь Оноре, она вновь вошла в милость ко всем членам семейства Бальзаков и теперь нередко приезжала в Версаль, к Лоре. А Оноре не желал причинять госпоже де Берни огорчений.

В пятьдесят два года Dilecta все еще оставалась страстно влюбленной. Ах, как она отличалась теперь от той великолепно владевшей собою и чуть насмешливой женщины, какой была в начале их связи! Ныне она любила своего слишком молодого возлюбленного с безумным пылом; она восхищалась его нарождавшимся гением.

Госпожа де Берни - Бальзаку:

"О мой дорогой! Мой божественный! Все, что я могу, - это пребывать в экстазе, погружаясь в свои воспоминания. Как передать тебе, до чего я счастлива! Чтобы понять, ты бы должен был познать самого себя, а это невозможно, главное же - тебе невозможно постичь, что ты значишь для меня. Если бы в безумных грезах у меня явилось желание быть любимой так, как любят лишь на небесах, и если бы это желание полностью осуществилось, то даже тогда мое блаженство ничего бы не стоило в сравнении с тем, какое даруешь мне ты. О, что бы мне такое сделать? Где найти силу, могущество все, что мне необходимо, все, чем я хотела бы заплатить за такую любовь? Вчерашний вечер, один только вчерашний вечер дороже для меня, чем десять веков... Тебе мой привет, любовь и хвала!.."

В другой раз она писала:

"Уже рассветает, прими же мой привет, милый, прими от меня привет, мой нежный властелин!"

Одного только она не понимала: как может человек с такой возвышенной душой скрывать что-либо от той, которая обожает его. Она знала, что Оноре снова видится с герцогиней д'Абрантес. Сидя на кушетке, "на этом священном ложе", он отвечал: "Как можешь ты требовать, Лора, чтобы я разом порвал с нею? Как могу я не заплатить свой долг особе, которая готова все сделать для меня?" Но разве у Оноре не было иного долга, более настоятельного, по отношению к бедной подруге, поддерживавшей его в трудную пору своим присутствием, ласками и своим состоянием?

"Добавлю еще одно, мой дорогой, мой милый: по совести говоря, я не верю, что эта женщина может и хочет быть тебе полезной... Она не захочет этого, ибо, живя в Версале, ты не добьешься успеха, а согласиться на то, чтобы ты жил вдали от нее, в столице, она, думаю, не пожелает".

На "священной" кушетке Оноре готов был обещать все что угодно, однако, предоставленный самому себе, отправлялся в Версаль и работал там над рукописями герцогини, которая вознаграждала его на свой лад. Бедная Dilecta приходила пешком на улицу Кассини, и соседи сообщали ей, что Бальзака нет дома. Она наказывала его церемонным "вы": "Очень прошу вас сообщить, могу ли я, невзирая на солнце или дождь, прийти на улицу Кассини в три часа?.. Прощай, милый, прощай".

Моралист осудил бы такое проявление неверности, такую ложь. Бальзак это оправдывает: "Человек, превративший свою душу в зеркало, где отражается целый мир... неизбежно оказывается лишен того рода логики, того упрямства, которое принято называть характером. Он немного беспутен... Он увлекается, как дитя, всем, что его поражает... он может любить свою любовницу до обожания и покинуть ее без всякой видимой причины" [Бальзак, "О художниках"]. У первобытных народов ясновидящие, барды, импровизаторы считались существами высшего порядка. А у нас, "едва вспыхнет свет, его спешат погасить, ибо принимают за пожар". Бальзак требует права на непостоянство.

Короче говоря, он различал два вида любви и еще третий, где они переплетались. В молодости приятели, с которыми он встречался в кафе, привили ему вкус к сомнительным любовным похождениям. "Природа наделила нас желанием; надо поститься как можно меньше... Любовью следует заниматься в согласии с законами общества, не выпуская из рук кодекса и следуя этикету. К ней нужно относиться как к танцам, пению или фехтованию". Любовь такого сорта уже по самой своей природе неверна; она готова удовольствоваться любой доступной женщиной с бело-розовым телом.

Но вожделение и страсть - это еще не любовь. "Мужчины и женщины могут, не боясь обесчестить себя, питать страсть к нескольким людям сразу: ведь так естественно стремиться к счастью! Но подлинная любовь всегда одна в жизни". Эту единственную любовь он испытывал к госпоже де Берни. Одновременно чувственная, благоразумная и нежная, она была для него "точно ангел, сошедший с небес". Она угадала его талант, помогла ему сформироваться, направляла его. Не будь этой женщины, гений Бальзака, может быть, никогда не расцвел бы. И он это знает.

Его любовь к Лоре де Берни соткана из чувственности и подлинного чувства; когда дело касается чувственности, он не слишком постоянен, но чувство его неизменно и верно. Помимо этой прекрасной, но все же земной любви, Бальзак мечтает о чем-то уже совершенно неземном, о женщине, которая, не требуя ласк, была бы беззаветно преданной сестрой милосердия, заботящейся о гении. Но ведь женщина тоже не ангел и не зверь. Плоть ее также предъявляет свои права, и даже удивительная самоотверженность госпожи де Берни не может преодолеть ни присущий человеческой натуре антагонизм между чувственной любовью и любовью духовной, ни антагонизм между страстью к женщине и жаждой созидания, раздирающий душу художника-творца. Всякая женщина, которая любит художника, обрекает себя на муки, рано или поздно она их испытает.