Роберт Музиль - Афоризмы

Сейчас второе сохранилось, а прославленных просто не осталось.

Слава. Есть два в корне различных вида знаменитых людей: те, кого все знают, и те, кого все должны бы знать. Слава одних вытекает из естественных склонностей, слава других - из требований культуры. Одну славу разливают, как пиво в трактире, вторую выдают, как по рецепту в аптеке. Идеал, когда обе сольются в одну, лежит в бесконечности. А посему, чтобы и природе угодить, и от культуры взять что-то поучительное, завели обыкновение публично писать о знаменитостях второго вида так, как если бы они и вправду были людьми прославленными. Весьма любезная и эффективная метода. Однако зачастую она напоминает о тех несколько неловких оборотах речи, что приняты в обществе, когда надобно представить такую вот безвестную знаменитость: "Надеюсь, мне не надо рассказывать Вам, кто такой господин X." - примерно так они звучат, являя собой вернейшую примету, что тот, к кому так обратились, о незнакомце понятия не имеет. В обществе, однако, хотя бы задним числом и по секрету, все же сообщают, кто таков незнакомец в действительности; на пути к публичной славе обычно даже это забывают сделать.

Примечательно. Году этак в 1900 тиражи маленькие. После 1919 уже большие. Казалось бы, прогресс. Литература понадобилась коммерсанту, потом ВПК, и наконец вообще государству. Вполне последовательное развитие. Ироническая контр-параллель: кино поначалу было штукой сугубо индустриальной, но позднее стало "искусством".

Вечностный характер произведений литературы. Есть ли таковой, какой-то особый, который можно было бы более или менее без погрешностей выявить, отвлекаясь от сверхвысокой художественной ценности? Относительная простота изложения при сильной образности и т. п. могла бы способствовать длительному благоприятствованию. (Но самое главное - на старте.)

Бундескулътуррат. Новое понятие - бундескультура. Связано с культур-политикой.

Чтение. Многие люди имеют склонность обесценивать то, что им недостижимо (лиса - виноград - зелен!), в задатках эту склонность, пожалуй, имеют все. Сгинувшие в безвестность книги, или даже хотя бы просто отдаленные во времени, те, что он не увидит в домах своих друзей, для человека молодого мало- и труднодоступны. Начни их ему расхваливать - и он первым делом почувствует к ним неприязнь! (Почему книги, впавшие в забвение, там и остаются.)

Неизвестность и ожидание. Самые трепетные состояния. Как правило, мы заранее знаем, о чем тот или иной роман, а как, должно быть, это было прекрасно, когда "Анна Каренина" публиковалась в журнале: что там будет дальше? чем кончится? В этом художественном средстве что-то есть. И как оно нынче индустриализировалось в голое любопытство, на манер Уоллеса и Конан Доила. В истинно культурном государстве таких людей объявляли бы вне закона.

Многократно прочитанное. Как объяснить тот феномен, что "Ярмарка тщеславия" понравилась мне дважды, а в третий раз - и это при том, что я ее начисто позабыл - я не смог ее читать? Что я без всякого интереса принялся за Лихтенберга, а две недели спустя буквально проглотил? Что тут играют роль разные личные состояния - это понятно; но что есть объективного, в самой книге?

Вместе с: очень ловкая форма критики - меня это захватило и т. п.

Вождизм. Исходя из посягательств политики на словесность и установив автономию последней: тем не менее - как распознавать вождя в сфере литературы? В политике его легитимация - это его власть, но не в литературе же. Он выражением своего времени - и то уже перестал быть; эту свою поэтическую ипостась он давно уже преодолел.

Нет ли у Канта параллельного места по части политики?

Лерке. А что, если сей поэт глубоко немузыкален? Потому как музыку он воспринимает так же, как я.

Публика. Распознавать действительно значительное - еще не значит уметь отличить его от другого, см. комбинации по принципу "Штесль - я" и проч.

Без государства. Не живем ли мы - напр. Бляй в Испании - в странах, о законах которых мы напрочь ничего не знаем, то есть каждый как бы в своем государстве? Для отдельного человека достаточно соблюдать некую всеобщую европейскую мораль, чтобы не вступать в конфликты.

Джойс

В разрезе: спиритуалистический натурализм. - Шаг, который еще в 1900 назрел. У него даже пунктуация натуралистическая.

Сюда же относятся и "неприличности". Привлекательно: как живет человек "в среднем"? В сравнении с ним я исповедую поистине героическую концепцию искусства.

Вопрос: как происходит мышление? Его сокращения - суть краткие формулы языково ортодоксальных формулировок. Они копируют длящийся годами языковый процесс. Не мыслительный процесс.

Другой отличительный признак Джойса и всего этого направления развития: распадение. Он уступает сегодняшнему состоянию распада и воспроизводит его путем своеобразного свободного ассоциирования. В этом есть нечто поэтическое - или только видимость поэтического; нечто, чему нельзя обучиться, первобытная песнь на новый лад.

Тетушка Унсет рассказывает

Поскольку сексуальное просвещение затрагивает нынче даже детей, в наши дни, понятное дело, изменились и тетушки. Они могут позволить себе пить пиво, ругнуться, прибить мужчину, не побояться крепкого словца в делах, касающихся телесного низа, и при этом оставаться милыми добрыми тетушками, способными рассказывать свои истории часами, покуда за окошком становится все темней и темней.

Одна такая тетушка - особа невероятного, поистине нобелевского размаха и темперамента - дарована миру в лице Сигрид Унсет.

Эта женщина, появлению которой предшествовала молва, что ничего похожего - ни среди мужчин, ни среди женщин - просто на свете нет, и вправду рассказывает удивительно. В томах ее романа "Дочь Кристин Лавран" есть добрая... фрагментов и мест, которые поистине не знают себе равных и повествуют о рождении, смерти, гневе, нежности, опьянении, насилии, верности, предательстве, любви к женщине, мужчине, матери, отцу, ребенку, родне, к зверю и Богу - и повествуют так, что поневоле начинаешь взирать с некоторым почтительным страхом на человека, у которого все это живет буквально на кончике языка и с такой кажущейся легкостью соскакивает, сохраняя уже в самый миг произнесения интенсивную законченность совершенства. Полагаю, в таких случаях вполне уместно вспомнить о Шекспире и сказать, что с его времен не было в литературе такого людского компендиума. И вправду - с этой стороны своего дарования госпожа Унсет принадлежит к великим рассказчикам.

Не столь высок ее ранг в смысле человечности. Поскольку Нобелевская премия предполагает утверждение высоких нравственных ценностей, таковые могут быть обнаружены здесь лишь в плане укрепления нравов наших праотцев. Не тогда, когда религиозное переживание явлено как труднейшее испытание человечества, а только тогда, когда оно предстает испытанием уже пройденным, уложенным в рамки церковных законов, роман этот обретает духовное значение, выходящее за пределы авторского любования стойкостью патриархальных обычаев. Не знаю, является ли г-жа У. конфессионально верующим человеком, возможно, она только намеренно выставляет себя в ином свете, дабы оказаться на одном уровне с эпохой своего повествования; как бы там ни было, ее повествование благодаря этому хотя и сохраняет внутреннюю связность, но не перекидывает никакой связи к нам, детям своенравного столетия, которое скорее согласится учиться уму-разуму на собственных ошибках, нежели слушать увещевания предков.