Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант

«Ах, сволочь!» - выругался про себя Ефим, но вслух спокойно закончил:

- Или съесть? Это вы хотели сказать?

- Всяко бывает, товарищ редактор, - она нагло ухмыльнулась. - А мы что здесь, по-вашему, воры?!

- Это слово пока никто из нас не произнес, - подчеркнуто строго ответил Ефим.

- Вот и хорошо, - Жмотина опять заулыбалась, - ну произошла ошибочка, вы уж нас извините. На работе чего не случается. Мы с вами приличные люди... Всегда можно договориться.

- К примеру, о чем? - Ефим следил за ней насмешливым взглядом.

- Мало ли о чем, - многозначительно повела глазами Жмотина.

- Как, товарищи, договоримся? - обратился Ефим к Жилину и Анофриеву и, не ожидая их ответа, сказал: - Обязательно договоримся. Потом. А пока скажите, пожалуйста, сколько человек ежедневно обедает в вашем зале?

- Около полутора тысяч... А что?

Ефим мысленно прикинул: полторы тысячи раз по двадцать граммов - тридцать килограммов в день? А на черном рынке килограмм хлеба стоит сто - сто пятьдесят рублей! Но он сдержал себя.

- Где и кто нарезает хлеб?

- Хлеборезчица в хлеборезке, - с подозрением ответила Жмотина.

- Проводите нас туда, пожалуйста.

- А по какому такому праву?! Вы - что, рабочий контроль? ОБХСС? - повысила она голос. - И вообще, кто вы такие, чтобы допросы-расспросы устраивать? Подумаешь, не хватило каких-нибудь граммов хлеба! Пожалуйста, получите, что вам положено, и с Богом! Не мешайте работать. И вообще, предъявите-ка документы, кто вы еще такие есть, посмотрим.

- Это ваше право, пожалуйста, - Ефим протянул Жмотиной редакционное удостоверение. Она надела очки, внимательно прочла документ, вернула его Сегалу. Анофриев предъявил свое милицейское удостоверение. Жмотина побледнела, у нее заметно затряслись руки.

- Позвольте, - произнесла она дрогнувшим голосом, - ведь к нам из ОБХСС ходит лейтенант Касатиков.

- Лейтенант Касатиков занят сегодня на других точках, и мне начальник отдела поручил помочь редакции, — объяснил Анофриев.

- Помочь редакции - повторила Жмотина бессмысленно. — Ну, что вы от меня все-таки хотите?

- Я вам уже сказал: проводите нас в хлеборезку, - повторил Ефим.

Жмотина вопросительно посмотрела на Анофриева.

- Да-да, пожалуйста, - подтвердил он.

В хлеборезке на нескольких подносах лежал нарезанный хлеб. И ни в одной из ста выборочно взвешенных порций не оказалось положенных двухсот граммов.

- Что же ты, Глафира, делаешь? - кричала Жмотина на хлеборезчицу. - Разве так можно?

Работница заморгала глазами, вытирая толстые руки о грязный халат.

- А то вы не знаете, как мы тут вешаем! Не кричите на меня! Вместе воровали, вместе и ответим.

- Молчи, дрянь! - сорвалась Жмотина. - Я тебя, что ли, этому учу?!

- А то кто же? - огрызнулась хлеборезчица.

Был составлен акт. Жмотина долго и упорно отказывалась его подписывать, но в конце концов сдалась.

- Ну и ну! - сказал Анофриев. - Сколько же тащут только на одном хлебе и только в одном зале! Да. Обязательно доложу начальству, надо как следует заняться этим комбинатом.

Жилина прорвало на улице.

- Вот паскуда! Вот гадюка! - ругался он, шагая рядом с Ефимом, - последний кусок у голодного человека изо рта вырывает! Попалась бы она мне там - сразу в расход, не поглядел бы, что баба... А? Ефим? Скажешь, там фронт? А тут - не фронт?!. Ее хоть посадят?

- Это суд решит.

- А по-твоему? - и, помолчав, продолжал: - Вот какая у тебя, брат, работа! Важная! Честная... И скажи, все в газетах так работают?

- Должны, - уклончиво ответил Ефим.

Жилин некоторое время шел молча.

- А отчего же тогда у нас непорядку так много?..

На другой день, по настоянию Сегала, была создана представительная бригада. В нее вошли рабочие контролеры, сотрудники райотдела МВД, завкома и, конечно, сам Сегал. За пять дней многотрудной работы было вскрыто столько уголовщины, что и четверти, по мнению Ефима, хватило бы для строжайшего судебного наказания большинства уличенных.

Бригада установила систематический обмер и обвес посетителей общих залов, где питались рабочие и рядовые служащие. Попутно Ефим узнал: в закрытом и скрытом от нежелательных глаз просторном, так называемом «пальмовом» зале на верхнем этаже комбината, куда можно было пройти лишь имея специальный пропуск, начальство кормили на уровне хорошего ресторана мирного времени.

Два толстых блокнота от корки до корки заполнил Ефим. Обличительного материала не уместить не только в статье, мало будет и десяти номеров. В комбинате питания -переполох, его отзвуки докатились и до редакции, и до парткома, и до завкома. Лисичкина несколько раз забегала к редактору, дескать, Федор Владимирович, уймите вашего новенького сотрудника, нельзя же так!.. Наведался к Гапченко - факт сам по себе невероятный - сам товарищ Грызо, директор комбината.

- Никогда такого не было, - не то возмущался, не то жаловался он, - появляется откуда ни возьмись корреспондент, без вызова, без предупреждения. Всех нас выставляет мошенниками, ворами. А весь наш руководящий состав - коммунисты! Выходит, он партии не верит! Какой гусь лапчатый!

К чести Гапченко, он невозмутимо выслушивал жалобщиков, без особых комментариев вежливо выпроваживал их:

- Товарищ Сегал выполняет задание редакции. Какими методами - его дело. Журналистской этики он не нарушает.

Два дня, уединившись в читальном зале парткабинета, Ефим писал статью. Назвал он ее заведомо остро и даже чуть-чуть вызывающе: «Внимание! На комбинате питания - жулики!», хотя был уверен, что именно такой жесткий заголовок как нельзя лучше соответствует и материалу и состоянию дел на комбинате. Статья заняла пятнадцать машинописных страниц. Сегал предъявил материал редакто- рУ-

- Ну-с, вояка грозный, посмотрим, посмотрим, что вы там насочиняли, - то ли с любопытством, то ли насмешливо сказал Гапченко, и уже знакомая Ефиму змейка мелькнула на его лице. - Вот это заголовочек! - покачал головой. - Не статья - обвинительное заключение, - сказал он, закончив чтение. - Но, в общем, написано хорошо, доказательно. - И Федор Владимирович протянул Ефиму худую с длинными пальцами руку. - Поздравляю!.. Согласуйте с членами рейдовой бригады, пусть и они подпишут. Попробуем после этого опубликовать.

- Почему «попробуем»? - спросил Ефим.

Редактор пристально посмотрел на него.

- Вы, Сегал, свое дело сделали и сделали хорошо, теперь - наша забота. Должен предупредить: заголовок придется заменить... и притупить слишком острые углы. Но это потом.

Ни «потом», и вообще никогда статья Ефима не появилась в газете. Редактор самолично не отважился на такую дерзость. Он хотел заручиться одобрением парткома. Зоя Александровна Горина была «за», ее заместитель по идеологической работе Дубова, коротко стриженая, из старых комсомолок, была наотрез против. «Как можно? Как можно?» - всплескивала она веснушчатыми руками.