Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант

«Уходит лето. С каждым днем Зеленый лист чуть-чуть желтеет,

Скупее солнце землю греет Все угасающим огнем...», -

но Роза вдруг произнесла совершенно прозаическую фразу:

- Да, едва не забыла... Мои родители просят вас зайти на чашечку чая, вечером в буцни или в выходной день, как вам удобно.

Словно с неба на землю спустили Ефима. Стихи замерли на губах... А ему так хотелось прочесть их Розе, услышать ее похвалу! Однако, вместо этого...

Разумеется, он обязан познакомиться с родителями своей предполагаемой невесты, как же иначе?

- Да-да, непременно, я побываю у вас. Но... понимаете, у меня очень скудный послевоенный гардероб.

- И вам неудобно появиться у нас не при параде, - договорила Роза. — Полно, мои папа и мама достаточно тактичные люди. И встречают не по одежке.

- Тогда до ближайшего воскресенья!

Он весело шагал к общежитию, совсем беззаботно, как буцто бы и не существовало на свете ни завода, ни газеты, ни трудных дел, ни неустроенности.

Не успел Ефим на следующее утро переступить порог редакции, как Пышкина вручила ему пачку писем.

- Все зарегистрировала, кроме одного, вам лично.

Он сразу же вскрыл адресованное ему письмо. Оно оказалось от его соседей по дому отдыха. «Спешим сообщить, - писали они, - что на другой день после вашего отъезда кормить в столовой стали лучше и вкуснее, что раньше и что теперь, это день против ночи. Вспоминаем вас добрым словом. Догадываемся, что кормежка улучшилась из-за вас. Жаль, вам самому не пришлось попользоваться своими трудами...»

Ефим прочел письмо до конца, довольно потер руки. Все получилось так, как он и предполагал.

Пришел Гапченко. Произнес на ходу свое обычное: «Здрасьте!» - и добавил:

- Ефим, зайди ко мне!

Захватив письмо из дома отдыха, Ефим последовал за редактором.

- Садись, дело есть... Я смотрю, у тебя отличное настроение.

- Вы как в воду глядели. - Ефим подал редактору только что полученное письмо.

- Ничего не скажешь, хитры домотдыховские дельцы. А мы их перехитрим! Недельки две-три подождем и тогда все сделаем по нашему плану - подошлем комиссию и прочее... Спрячь письмо, оно скоро пригодится. А теперь слушай внимательно. Помнишь, ты мне показывал жалобу старого слесаря, кажется, его фамилия Нагорнов. Так вот, в этом цехе ЧП! Крутов опять нагрубил Нагорнову, тот бросил работу, наотрез отказывается прикасаться к тискам, пока начальник цеха перед ним не извинится... Забастовка! Неслыханный скандал, понимаешь! Где ты видел, чтобы у нас, - Гапченко с особым нажимом произнес «у нас», - кто-нибудь, когда-нибудь отважился бастовать?! И как на грех, Нагорнов на своем месте незаменим. Весь цех застопорило. Нагорнов третий день приходит в цех, к инструменту не прикасается, гнет свое! Вчера Крутов издал приказ об увольнении его за саботаж и направил в отдел кадров.

Ефим слушал редактора с настороженным вниманием. Он сразу же понял суть конфликта и безоговорочно встал на сторону старого рабочего.

- Ты себе не представляешь, какой на заводе из-за этого переполох! - продолжал с увлечением Гапченко. Чувствовалось, что где-то внутри вся эта история его крайне занимает. - Вчера мне звонил из кадров Родионов, рассказывал, что Нагорнова вызывал к себе уполномоченный МГБ на заводе, соображаешь? Пригрозил ему Лубянкой, мол, саботажникам у нас одна дорога - за решетку. Нагорнов - мужик упрямый, с характером, твердит: сорок лет проработал на заводе честно, никому не позволю себя поносить, как последнюю тварь, да еще при народе. Требую от Крутова извинения при всех. Нет - так сажайте в тюрьму, если имеете право... Знаешь, Ефим, - Гапченко намного помедлил, - Родионов, по-моему, на его стороне.

- А вы? - вырвалось у Ефима.

- Погоди! Не перебивай! - так и не ответил на вопрос Ефима редактор. - Родионов просил меня поручить Сегалу, то есть вашей милости, разобрать сей щекотливый вопрос. Я не против... Да-а! Если бы мы тогда немедля отреагировали на жалобу Нагорнова - кто знает, возможно, ничего такого не случилось бы. Это нам урок!.. Значит, так, отправляйся в цех, выясни все досконально. Кстати, завтра выходят на работу Адамович и Алевтина. И мы пригласили на штатную должность грамотную девушку из цеха. Пока обойдемся без тебя. Действуй! Твоя стихия!

Сегал позвонил по телефону начальнику отдела кадров.

- Здравствуйте, Андрей Николаевич, Сегал... Догадываетесь? Думаете, справлюсь? У меня к вам просьба. Мне, для начала, необходимо повидаться с Савелием... не знаю, как по батюшке... Петрович? С Савелием Петровичем Нагорновым. Не подскажете ли его адрес?.. Зайти к вам? Иду!

- Милости просим, Ефим Моисеевич! Проходите. - Родионов вышел из-за стола навстречу Сегалу. - Да, не хотите вы поправляться, такой же богатырь. Вот и костюмчик у вас, того, поизносился... Позвоню Рызгалову, пусть выдаст вам ордер на новый. Представитель печати должен выглядеть прилично, война кончилась! А в общем, вы молодец! Присаживайтесь, что же вы стоите?

- Слушаю ваш монолог, - пошутил Ефим. - Рад видеть вас в добром здравии.

Ефим сказал неправду: Родионов выглядел много хуже, чем во время их последней встречи, мешки под глазами обозначились резче, болезненная одутловатость щек усилилась.

- В добром здравии, говорите?.. Ну-ну... Вашими бы устами, - невесело проговорил он. - Ладно, приступим к делу... И задал же мне задачу Савелий Нагорнов! И Мошкаров, и Званцев, и Аникин, знаете, наш эмгэбист, и новый парторг ЦК Смирновский, слышали, конечно, о нем, словом, все, как сговорились, требуют: гони саботажника вон с предприятия! А у меня рука не поднимается подписать приказ - вроде бы смертный приговор, а за какое преступление? Виноват не Нагорнов, а Михаил Крутов. Того и другого знаю много лет. У Савелия Петровича и руки золотые, и душа золотая. А Крутов... - Родионов вздохнул, - характер, что фамилия.

- Крутов что - из молодых выдвиженцев или старый кадровик?

- На заводе он лет двадцать. Пришел учеником токаря, вырос до начальника цеха. Один из тех, о ком у нас стало правилом говорить поощрительно: передовой начальник, умелый организатор, грубоват - не беда!.. Чувствуете?.. Такой вот новый тип администратора, за план ему прощается абсолютно все, все списывается. И вот результат: расплачивайся, Савелий Нагорнов, за хама доморощенного. Как ему помочь? Просто ума не приложу. Поэтому и решил лично вас позвать на помощь, товарищ Сегал.

- Ну да, авось теленок вожа съест, - усмехнулся Ефим, - а здесь не один волк, целая стая.

- Э, полно, не прибедняйтесь! Известно, какой вы теленок! У вас зубки не ватные, и я не барашек, хоть и староват, и силенки не те. Попробуем, Ефим Моисеевич, а?.. Тогда по рукам! Вот домашний адрес Нагорнова. И в час добрый!

По пути к Нагорнову Ефим думал о только что состоявшемся разговоре с Родионовым. Отличный он, оказывается, человек - и неизменной сердечности, и незаурядной смелости! Шутка ли, защищать Нагорнова, которому сам представитель госбезопасности на заводе наклеил ярлык саботажника. Идти вразрез с мнением такой организации не всякий решится. Честь и хвала ему за это мужество!.. Ведь его служебный долг предельно прост: в соответствии с распоряжением директора подмахнул приказ — и изгнан Нагорнов с завода, тем паче все и всё против него. Зачем же Родионову идти против заводской верхушки, подставлять свою больную голову под удар? Значит, выполняет он, в данном случае, совсем иной долг, куца выше служебного - долг человеческий!